Ироничный подход к столь важному произведению кажется уместным, особенно учитывая, что автор давно утратил это жизненно важное чувство, характерное для любого настоящего художника. Сквозь роскошные видеоткрытки, снятые выдающимся оператором и сопровождаемые великолепной музыкой, словно улыбка чеширского кота, проступает огромное нечеловеческое эго Никиты Михалкова.
С уважением к труду большого числа людей, среди которых немало профессионалов высочайшего класса, вынуждена признать: этот фильм стал величайшим обманом в истории отечественного кинематографа. В ленте много театральных элементов, но в самом дурном смысле этого слова. Это выражается в обилии примитивных пропагандистских приемов, агитирующих то за родину, то за православие. Намеренные искажения исторической правды и нелогичные сюжетные ходы создают фальшивые отношения и характеры, что в свою очередь оборачивается грубой манерой актерской игры.
Недостаток четкой сюжетной линии компенсируется яркими спецэффектами и натурализмом, порой переходящим в смакование, а также общей эмоциональной истеричностью. Эпизоды, слабо связанные друг с другом, возникают ниоткуда и исчезают в никуда. Ни один персонаж не развивается, оставаясь лишь на уровне заявленной сцены – актерам не хватает материала для игры, у персонажей отсутствуют судьбы и биографии. Каждый остается предоставленным самому себе и демонстрирует лишь то, чему научился за годы в профессии.
Когда артисты клянутся в любви к режиссеру, их можно понять. Михалков не просто подбирает исполнителей – он принимает их в свое братство, окружая заботой и восхищением. При такой харизме заручиться преданностью – простая задача. Но если в фильме «12» артист смотрелся эталоном психологизма на фоне переигрывающих партнеров, то в «Утомленных солнцем два» его Котов столь же схематичен и суетлив, как и остальные персонажи.
Олег Меньшиков и Евгений Миронов, пожалуй, единственные из труппы, которые отказались от навязанной режиссером манеры и остались живыми людьми. Фильму не хватает живого, подлинного, несмотря на обилие натуралистичных сцен смерти и насилия. Настоящих человеческих страданий не видно – иногда это искусная, чаще грубая имитация, балансирующая на грани дурновкусия.
Совместные молитвы в окопах, крещение Нади, цыгане с гитарами, навязчиво интернациональный состав кремлевских курсантов, бабочка, преследующая нквдэшника Арсентьева, – перечислять эти приемы можно бесконечно. Каждая из метафор преподносится зрителю как режиссерское откровение, но люди кино видели и до Михалкова – они легко распознают использованные им цитаты из «Титаника», «Рядового Райана» и других произведений.
Мысли и идеи, которые автор вложил в свое творение, были уже озвучены им в интервью перед премьерой. Ужас в том, что глубокие размышления обернулись примитивными фразами. Попытка вывести военную тему на иной уровень ограничилась буквальным отображением божественных знаков: божественное свечение, слепящий крестик, горящая икона. Невозможен разговор о душе без участия человека – об этом знали учителя Михалкова: Достоевский и Толстой. Заменить человека типом можно в газетном фельетоне или комиксе, но комикс о великой войне – это уже оксюморон.
