Психически нездоровый человек совершил зверское преступление, убив двоих женщин и шестерых детей. Эта новость мгновенно стала топовой, и первое, на что пресса обратила внимание, — принадлежность преступника к религиозному меньшинству. Делаются выводы, и легко представить, как многие невиновные люди могут пострадать лишь из-за того, что они разделяют с ним веру.
Представляю, какой общественный резонанс мог бы возникнуть, если бы фамилия или другие маркеры позволили отнести его также к национальному меньшинству. Однако среди нас есть и конкретные люди, причастные к этому преступлению, хотя их связь не прописана в уголовном кодексе. Этот ужас созревал на протяжении многих лет – соседи и компетентные органы знали, что человек опасен.
Следует задуматься, к каким меньшинствам могут принадлежать участковый полицейский, уполномоченный органов опеки, а также члены нижегородской администрации. Атомизация нашего общества достигла критической точки, что не наблюдалось даже в советское время. Люди не просто не знают своих соседей, они панически боятся этого знания. Любое знание влечет за собой ответственность, и это, пожалуй, самое страшное для российского обывателя.
Слишком долго понятие ответственности у нас сопровождалось жестоким наказанием. Поэтому ювенальная юстиция, предполагающая, что при первом звонке в семью пришел бы психиатр, подвергается нападкам. Если бы вмешательство произошло, возможно, дети, их мама и бабушка остались бы в живых, а больной человек получил бы необходимую помощь, не став бы монстром.
Нам предстоит еще долгий путь выяснения подробностей, судебный процесс и, как это сейчас принято, многочисленные интервью с преступником. Именно поэтому никто не хочет обсуждать эту ситуацию открыто, ожидая указаний и инструкций, и не желает слышать о существующих проблемах, тем более решать их. Это крайне слабая позиция перед вызовами времени, которые становятся все более жесткими.