Нобелевка для свободной прессы. Нобелевский комитет проявил ум и оригинальность, не сделав того, чего все ожидали, но предложив нечто совершенно неожиданное. Присуждение Нобелевской премии мира главному редактору «Новой газеты», по сути, единственному независимому печатному изданию в России, стало знаковым событием для расследовательской журналистики в стране. В условиях, когда журналистика давно превратилась в средство, с помощью которого власть либо прикрывает свои порочные дела, либо использует в своих интересах, такой шаг выглядит особенно значимым.
Некоторые уже иронизируют о том, что Муратов, по сути, становится «иноагентом», однако это вряд ли произойдет. Нобелевская премия мира может стать своего рода «охранной грамотой» для «Новой газеты» и ее сотрудников, среди которых находится немало настоящих героев, рискующих своей безопасностью и жизнью ради правды.
Зная Муратова, можно предположить, на что он направит денежный фонд премии. Например, Горбачёв перечислил свою «нобелевку» в госбюджет, Шолохов потратил все деньги на путешествия с семьей, а Солженицын использовал их для покупки усадьбы в Вермонте. Можно также догадаться, какую речь Муратов произнесёт на церемонии вручения и какие имена в ней прозвучат.
Муратов понимает, что это решение комитета — не только признание его личных заслуг как журналиста, главного редактора и правозащитника (безусловно, Муратов является правозащитником), но и признание того, что занятие настоящей журналистикой в России фактически является гражданским подвигом. Поэтому я не согласен с утверждением Зои Световой о том, что нобелевский комитет поставил журналистику выше политики. Выбор комитета — это, безусловно, политический жест, и в этом заключается его главная ценность.
Премия мира всегда была политической, и это её основная функция. Она награждает не только «за что», но и «против чего». Что касается текущего контекста и обсуждений вокруг этого решения, то стоит отметить, что Алексею Навальному действительно следовало бы присудить эту премию. Это стал бы символический жест — дать главную награду планеты главному врагу диктатора, сидящему за свои убеждения в тюрьме. Это подчеркнуло бы статус Навального как политзаключённого, а не уголовника.
Имя нобелевского лауреата точно запомнили бы не только Путин, но и каждый кремлёвский холуй. Это был бы способ спасения, ведь свет Нобелевской премии невозможно выключить из какой-либо тайной лаборатории. Алексей мог бы рассчитывать на внимание всего мира. Однако на такой шаг Нобелевский комитет не решился. Или решил не рисковать. В конце концов, Муратов — это почти Навальный, только на свободе.