Писать про Крымск — задача непростая. И дело не только в том, что я увидела там ужас и горе. Хотя, по словам тех, кто приезжал раньше, сейчас в городе обстановка несколько улучшилась — на улицах уже не осталось мертвых животных, и мне не пришлось извлекать тела людей из воды. Проблема в том, что в Крымске царит полная неразбериха. Мои представления о том, как должно быть, не совпадают с реальностью. Городок небольшой, и слухи быстро распространяются, словно воздухом. Один человек рассказывает другому о потоплении своей семьи, тот, не разобравшись, начинает утверждать, что все они погибли — дети, жена, племянники и родители.
Одна женщина, из подвала которой мы выносили тонны муляки, не могла в это поверить. Она хорошо знала «потерпевшего» и решила позвонить ему. Её собеседник был радостным и уверял, что у него всё в порядке. Женщина моментально позвонила тому, кто ей сообщил плохие новости, и началась игра недоразумений.
Когда вода спала, по городу снова поползли слухи о возможной второй волне. Многие, испугавшись, сбежали в горы, бросив все. Вода, к счастью, не пришла. Но вскоре появились сообщения о мародёрах, которые, проезжая на машинах, выкрикивали: «Вторая волна! Вторая волна!» — и снова жители уезжали в горы. Местные жители не могут объяснить, откуда взялась вода. Многие отказываются верить, что это река. Говорят, десять лет назад такое уже было, но сейчас ситуация другая. Существуют различные теории, включая версию о сбросе воды из водохранилища или даже о затоплении военных шахт.
Некоторые утверждают, что было какое-то предупреждение, но его недостаточно. В волонтерских лагерях множество разговоров о провокациях – каждая неполадка вызывает опасения. Слухи про священников, которые не отпевали погибших, и о тех, кто пытался помочь. Люди обсуждают помощь, провалившиеся обещания, правительство, волонтеров. Они осуждают, плачут и спорят о количестве жертв. Никто не доверяет официальным источникам информации; альтернативные мнения расходятся, и каждый высказывает своё мнение.
Психологи говорят, что это типичное поведение при чрезвычайных ситуациях, но разобраться в этой неразберихе сложно. С одной стороны, если бы не волонтеры, ситуации было бы гораздо хуже. Это печально, но волонтеры часто оказываются единственной надеждой для пострадавших. С другой стороны, всё происходящее в Крымске не нормально. Если бы система работала как следует, волонтеры не были бы допущены в зону бедствия. Неподготовленные люди рискуют своими жизнями, помогая тем, кто потерял всё.
Страшно осознавать, что приходится объяснять, как должно выглядеть волонтерское движение. Общество не готово к подобным вызовам — большинство людей не хочет рисковать собой ради помощи другим, и это печальная реальность. Например, легче собрать деньги на операцию для ребенка из благополучной семьи, чем помочь такому же ребенку из неблагоприятных условий. Люди не понимают, как должна выглядеть реальная помощь.
Я говорю о «активном волонтерском движении», о тех, кто хочет и может реагировать на чрезвычайные ситуации. Многие молодые волонтеры приезжают, полные идеалов, в ожидании романтики спасения — бежать в горящий дом и стать героем. Но реальность оказывается совсем иной: нужной больше системной, длительной работы, нежели быстрых подвигов.
Открывая словари, можно увидеть, что «волонтер» — это доброволец, готовый участвовать в сложных делах. Но на практике многие люди не осознают, что значит быть волонтером. Это не просто броситься на помощь, это — методичные и регулярные усилия, стремление забыть о себе ради других, готовность к жертвенности. Призыв помогать нуждающимся — это не просто слова, это реальное действие, требующее серьезной подготовки и понимания ситуации.