Таким образом, Евтушенко назвал одну из своих последних книг, где заглавное слово стоит во множественном числе. Ушла в вечность центральная фигура великой литературы шестидесятников – словно флагшток, рухнувший от бурного ветра. Когда-то он писал о смерти другого поэта, замечая, что Ахматова была двувременной, и о ней неуместно плакать. Не верилось, когда она жила, не верится, когда ее не стало. Сегодня эти слова можно сказать и о нем самом.
Первый поэт Советской Страны собирал стадионы, выступал перед толпами по всему миру, был принят президентами и подвергался критике со стороны генсеков. Его слава была легендарной, а очереди завистников и критиков казались бесконечными. Он был честолюбив, как фейерверк, и больше всего любил писать стихи, а затем – печатать их, издавать и читать перед залами и площадями. Тиражи его сборников достигали ста тысяч копий и были недоступны для большинства.
Эта была великая эпоха поэзии, и он был ее глашатаем. Такой славы у поэтов больше не будет. Первую книгу он выпустил двадцатилетним, еще при живом Сталине. ХХ съезд стал главным событием в жизни его поколения – в 25 лет они почувствовали себя свободными. Они еще верили в коммунизм! Если мы хотим построить коммунизм, трепачи на трибунах не нужны. Коммунизм для меня – это высший интим, о котором не треплются.
К тридцати годам они были знаменитостью и богатыми – Евтушенко, Вознесенский, Аксенов, Гладилин, Рождественский, Ахмадулина. Они разрушали запреты, давали язык и интонацию своему поколению, воспроизводили великое доверие к слову, когда литература перестала быть фальшивым официозом. Но затем наступил 68-й год, танки в Праге, закручивание гаек, и все закончилось – хотя осознали это не сразу.
Те, кто в августе 91-го стал основой сопротивления в Белом Доме, кто уже ощутил в своих руках мечту о свободном народе в свободной стране, были его читателями. В воздухе их молодости шестидесятники стали тем кислородом, который вдохнули все. Поэт был стойким и мужественным, выжил в непростые времена, был чуток и добр к непробившимся талантам, собрал огромную антологию русской поэзии, с годами все больше восхищался другими, их мастерством и находками, поддерживал их.
Последние четверть века он прожил в глубинке Оклахомы, работая в университете, названия которого никто не сможет вспомнить в России. Преподавал русскую литературу… Дух великой эпохи, краски и звуки времени, прошедшие через душу поэта и ставшие словом – именно это остается в поэзии. Она часто звучит просто и понятно, словно отточенная до совершенства.
Я стыжусь спасать свою шкуру и дрожать, как крысиный хвост… За винтовкой, брошенной сдуру, ныряю с тебя, Крымский мост! И в парках отголоски боя, ни с чем не миря, попахивают папахой моя московская кепка.
Так надо жить – не развлекаться, праздно! Идти на смерть, позабыв покой и уют, но говорить – хоть три минуты – правду! Хоть три минуты! Пусть потом убьют.