Всё, устал я носить это в себе, и каждый раз 28 января слышать лживые всхлипывания бывшей губернаторши Матвиенко о блокадниках. Я родился в декабре 1943 года в Ленинграде. Моя мама, после окончания медицинского института в 1941 году, была направлена хирургом в эвакогоспиталь. Отец воевал на знаменитом Ленинградском Пятачке, и в начале 1943 года, тяжело ранен, попал в тот же госпиталь, где работала мама. Они полюбили друг друга, и наша история началась с их любви.
Папа вернулся с фронта в 1945 году, закончив войну в звании старшего лейтенанта. Мама родила меня в конце 1943 года и продолжала работать хирургом до самой победы, завершив войну в звании капитана медицинской службы. В госпитале я проводил много времени, и врачи сёстры нянчили меня, как сына полка. Никто из наших знакомых никогда не кичился тем, что был блокадником — не было никаких льгот, и ордена родителей, лежащие в ящике, забылись, после отмены выплат за награды в 1949 году.
Всё началось с известного постановления № 5 Ленгорисполкома об учреждении знака «Жителю блокадного Ленинграда», принятого 23 января 1989 года. Согласно этому документу, блокадниками считались только те, кто провёл в блокаде не менее 120 дней. Если хотя бы 119 — то человек не считается блокадником. Этот срок, по утверждению властей, основан на заключении некоей специальной медкомиссии, что, как выясняется, лишь миф.
Пенсионерке Евгении Кошмановой удалось документально доказать, что никакой медкомиссии не существовало. Единственная сохранившаяся бумага — протокол заседания Исполкома Ленсовета — опровергает миф о «специальной медкомиссии». В протоколе уже упоминался четырёхмесячный срок, но о причинах его введения вопросов не возникло. На официальное письмо Кошмановой из Смольного пришёл ответ: продолжительность срока была установлена произвольно.
Когда местные депутаты обратились в Госдуму с предложением признать блокадниками всех детей, рожденных в Ленинграде в блокадное время, губернатор Яковлев поддержал инициативу. Однако в 2004 году Валентина Матвиенко могла восстановить справедливость, но сделала всё наоборот, указав на необходимость строгого контроля за финансовыми расходами.
В этом контексте её действия выглядят особенно гнусно, ведь она разделила блокадников на категории, создавая неравенство и унижая достоинство людей, переживших ужасные испытания. Следует заметить, что чем больше у «фронтовика» медалей, тем больше сомнений в его подвигах. Конечно, у каждого воина своя история, и не у всех она была легкой.
Так называемые «признанные» блокадники, в ответ на отмену четырёхмесячного срока вручения знака, выступили против расширения льготной категории жителей блокадного Ленинграда. Они пытались защитить свои права и льготы, полагая, что широкое признание приведет к нехватке ресурсов.
А тем временем, я, как и многие «дети блокады», чувствую себя униженным, наклеившим ярлык «байстрюк» на себя. Я хочу, чтобы моим родителям и всем нам были просто принесены извинения за оскорбления, которые мы получили от власти. Мы – не просители и не бедняки, а люди, гордящиеся своей историей и своими родителями.
Евгения Кошманова, с которой я общался, поделилась, что чиновники предложили ей записаться на приём к губернатору, но она отказалась от подачки. Я бы, пожалуй, пошёл только для того, чтобы бросить ей это деньги в лицо, напомнив о том, что она оскорбила моих родителей.
Как может губернатор, разрушающий город, отстаиваемый нашими родителями, позволять себе такие высказывания? Я не прошу никаких подачек, лишь прошу уважения к памяти тех, кто пережил войну. И, увы, я понимаю, что многие такие «младенцы 1943 года» больше не могут перенести этих унижений.
По всей стране были такие же младенцы, чьи детство прошло в тени войны и голода. Многие из нас строили и восстанавливали города, работали честно и без жалоб, но сейчас сталкиваются с пренебрежением и даже осуждением со стороны властей. Мы носим свою ношу через всю жизнь, сохраняя честь и достоинство. И я надеюсь, что однажды власти увидят и поймут всю глубину и тяжесть пережитого.
