Большинство участников опроса полагает, что уже можно проводить аналогии с 30-ми годами. Не склонный к истерическим реакциям Георгий Сатаров открыто указывает на 37-й год. Само слово «репрессии» не хочется произносить, чтобы не накликать беду. И, конечно, оно страшное. Особенно при взгляде издалека, когда волны арестов и убийств 20-х, 30-х, 50-х годов сливаются в многомиллионную и почти монолитную массу жертв.
Отследить начало репрессий с точностью до дня или месяца вряд ли возможно. Решения различных партий и правительств начинают применяться на практике не одномоментно; процесс, хотя бы из-за бюрократических проволочек, идет постепенно и становится незаметным для публики. Особенно когда эта публика не хочет верить в происходящее и проецировать на себя то, что уже случается с другими, даже близкими людьми.
Все это было описано еще в 39-м: «В январе начали появляться в газетах статьи о новом предстоящем процессе. Процесс сильно поразил воображение Софьи Петровны. Очень уж упорно заговорили вокруг о шпионах, о террористах, об арестах… Подумать только, эти негодяи устраивали взрывы в шахтах и пускали поезда под откос. Чуть ли не в каждом учреждении у них были свои ставленники. Всюду, на всех предприятиях, во всех учреждениях собирались митинги, и в их издательстве тоже состоялся митинг, посвященный процессу. Предместкома заранее обошла все комнаты и предупредила, что если есть такие несознательные, которые хотят уйти до собрания, то пусть имеют в виду: выходная дверь заперта.»
А дальше начинала меняться и собственная жизнь: «— Вы только не пугайтесь, ради бога, Софья Петровна, спокойненько, пожалуйста. Пугаться, право, не стоит. Ничего страшного нет. Позавчера… Колю арестовали… Нужно было сейчас же бежать куда-то и разъяснить это чудовищное недоразумение. — Ведь он… ведь его… — говорила Софья Петровна, уже наверное… выпустили… увидели, что не тот… и выпустили…»
Дальше были хождения в тюрьму, но и там прозрение не наступало: «Софья Петровна исподлобья поглядывала вокруг. Подумать только, все эти женщины — матери, жены, сестры вредителей, террористов, шпионов! А мужчины — мужья или братья… На вид все они самые обыкновенные люди, как в трамвае или магазине. „Воображаю, какое это несчастье для матери узнать, что сын её вредитель“, — думала Софья Петровна. Одна женщина — в очереди — говорила прошлой ночью другой — Софья Петровна слышала: „Жди его, вернется! Кто сюда попал — не вернется“. Софья Петровна хотела было её оборвать, но не стала связываться. У нас невиновных не держат. Да еще таких патриотов, как Коля. Разберутся и выпустят.»
Но мы-то с вами уже про это прочитали, да и на уроках историю изучали. Обманываться вроде не должны.