Политическая карикатура не создана для того, чтобы вызывать приступы гомерического смеха. Авторы социальной сатиры занимаются тем, что расталкивают склонное к самоуспокоению и лености общество, используя доступные жанру изобразительные средства, чтобы привлечь внимание сограждан к актуальным проблемам. Поэтому не следует оценивать графические работы Charlie Hebdo так, как если бы это были телепередачи Камеди Клаба или концерты Петросяна.
В горячо обсуждаемых нынче политических плакатах на тему беженцев я не увидел ни насмешки над судьбой несчастного Айлана Курди, ни призывов закрыть континент от потоков мигрантов с Востока, ни пренебрежения по отношению к последователям ислама. Шокирует ли изображение утонувшего ребёнка? Да, конечно. И отчасти правы те, кто называет это «запрещённым приёмом». Однако в критические моменты — а Европа переживает серьёзнейшее испытание — приходится применять разные методы, чтобы достучаться до чёрствых сердец или поднять боевой дух.
В своё время детские фигуры на советских агитационных рисунках поднимали столь необходимую во время войны волну гнева и ненависти по отношению к врагу. Детей изображали живыми и мёртвыми, ранеными и пленёнными. И это вряд ли воспринималось кем-то как оскорбление или кощунство.
У Чехова в одном из рассказов герой мечтает: «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти — стрясется беда: болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других». Сегодня для Европы Charlie Hebdo отчасти играет роль именно такого неприятного человека с молоточком.