В ближайшие дни в Уфе завершится арбитражный процесс по иску НК «Роснефть» к АФК «Система» на сумму 170 миллиардов рублей. Так фирма И. Сечина оценивает убытки, якобы нанесённые «Башнефти», когда она находилась в собственности АФК «Система». Напомним, что саму «Башнефть» государство экспроприировало в 2014 году. Тем не менее, вероятность успешной защиты интересов «раскулаченной» компании В. Евтушенкова в суде, честно говоря, невелика.
Ход процесса и его результат, безусловно, будут оценены специалистами, однако мне хотелось бы обратить внимание на одну особенность российского «национального арбитража» и всей судебной системы в целом. В отличие от правовых практик, принятых, например, в США или Великобритании, в России не принято учитывать прецеденты. Это, безусловно, очень по-русски.
К примеру, когда пьяный водитель сбивает на пешеходном переходе пожилую женщину на недорогом Hyundai, он, вероятнее всего, окажется за решёткой. Однако если такой же водитель за рулём Gelaendewagen с «блатными» номерами сбивает целую семью, он, как правило, отделывается лишь штрафом, а порой даже могут заявить, что виноваты были сами пешеходы. Принцип «что позволено Юпитеру, не позволено быку» служит основой отечественного судопроизводства и не оставляет места прецедентному праву.
В процессе уфимского арбитража этот принцип проявляется особенно явно. Юристы «Роснефти» не раз указывали суду на то, что «Система» якобы признала, что получила «Башнефть» незаконно, и именно поэтому предприняла спорную реорганизацию, осознавая, что актив придётся возвращать. Все доказательства вины «Системы» в убытках «Башнефти» строятся на том, что тот факт, что она не могла эффективно управлять компанией, переходящей под её контроль, «доила» её и проводила сомнительные реструктуризации.
Основной аргумент нефтяной компании опирается на данные из годовых отчётов «Системы» за 2005-2013 годы. Вспоминается и другой документ, а именно проспект эмиссии акций «Роснефти» 2006 года с указанием, что «бизнесы ‘Роснефти’ включают приватизированные компании, и поскольку законодательство о приватизации расплывчато, противоречиво и порой конфликтует с другими элементами законодательства, итоги приватизации могут быть оспорены». Существует риск, что если к любым ранее приватизированным структурам «Роснефти» будут предъявлены претензии, компания может лишиться прав на свои активы.
Этой информацией «Роснефть» предупреждала инвесторов, поскольку в 2004 году компания приобрела свой главный актив – «Юганскнефтегаз» – через сделку с Байкалфинансгрупп, которая на тот момент была лишь временным владельцем «Юганска». При этом после перехода актива к «Роснефти» государство значительно сократило налоговые претензии к «Юганску», что позволило компании существенно сэкономить.
«Роснефть» в течение двух лет скрывала детали этой сделки, однако вскоре раскрыла информацию в отчёте за I квартал 2006 года перед приближающимся IPO. Размещение акций компании прошло успешно; актив был оценен значительно выше первоначальной стоимости. Акционеры, потерявшие деньги при банкротстве «ЮКОСа», обратились в гаагский арбитраж, но уже не к «Роснефти», а к Российской Федерации. Это свидетельствует о том, что к сделке не возникло претензий от нынешних юристов «Роснефти».
Таким образом, всё происходящее говорит о том, что в России существует два типа хозяйствующих субъектов. Первые «изначально знают», что актив, приобретённый у государства, может потребоваться вернуть. Вторые же «изначально знают», что, каким бы образом они ни купили предприятие, вернуть его законным владельцам никто не потребует. Эта разделительная линия остаётся ключевой в экономической системе, созданной В. Путиным.