I. Спору нет: «Мемориал» представляет собой явление, кастово, идейно и эстетически чуждое правящей клике, нечто наподобие навязчиво саднящей опухоли на нездоровом, но однородном теле современного российского чекизма. Это не политическая партия, не оппозиционное СМИ, не сеть протестных ячеек и не застрельщики уличного бузотёрства. Скорее, это достаточно безобидный институт, исполненный монументального символизма и поддержанный множеством статусных людей и организаций. Поэтому вероятность ликвидации или выживания «Мемориала» можно оценить как примерно 50 на 50. К сожалению, свалились в чёрную половину. Особых рациональных соображений в пользу этого решения не было; эмоции сыграли главную роль — в первую очередь, маниакальная одержимость президента кроваво-славным прошлым, оппонентом на поле которого выступает как раз «Мемориал». Однако объяснить уничтожение заслуженного правозащитного института только лишь блажью президента было бы слишком удобно. На эту акцию существовал, если не прямой запрос, то, по крайней мере, молчаливое согласие широких кругов российской общественности. Шокирующие рейтинги Сталина и повальная ностальгия по СССР, особенно трогательная среди молодёжи, не оставляют сомнений в том, что реакция народа на зачистку «Мемориала» колебалась бы в районе оценок: «ну и правильно!», «а чего такого-то?» и «мне как-то по …». Петиция в защиту организации за более чем месяц собрала 140.000 подписей — это менее 0.1% населения страны. Лично я ни разу не участвовал в мероприятиях «Мемориала», не присылал донатов и не стоял в пикетах. Петицию, правда, подписал недавно, но было уже поздно. Повторять трюизмы о забвении трагедий прошлого и вытекающей гарантии их рецидива в будущем, думаю, излишне. Живём одним днём. Умираем тоже.
II. Ликвидация «Мемориала» — это удар по заветам диссидентского движения конца 60-х — начала 80-х. Это тоже подарок Путину — своего рода месть за Андропова и Бобкова. Однако это палка о двух концах; точнее, палка в форме бумеранга. Я бывал на диссидентских сходках в конце 70-х и могу засвидетельствовать: там были замечательные люди, хоть и немодно одетые! Интеллигентные, умные, совестливые. Но я перестал ходить на конспиративные собрания, потому что мне стало скучно. Анархо-панк в то время хотел бунта и борьбы, а слышал в основном о нарушениях статей советской Конституции и фактах вопиющих нарушений правовых норм. Диссиденты были законниками и непротивленцами, и Комитету Государственной Безопасности СССР бороться с ними было легко и приятно. Это была игра в одни ворота: направо — в лагерь, налево — в психушку, прямо — за границу. Нынешняя российская оппозиция во многом унаследовала эти благородные жертвенные традиции. Но нелегко вегетарианцу справиться с людоедами! Разгром штабов Навального, запрет правозащитных НКО, кастрация «либеральных» партий, заглушка независимых медиа и так далее — всё это выглядит как «триумф воли» кремлёвской стаи под ледяное безмолвие народа. Нестройные выкрики «Позор!» в счёт не идут. Но не всё так просто. Есть два варианта. Первый, запланированный: в России не остаётся оппозиции, как в КНДР. Второй: движение несогласных, наученное репрессиями, выбирает иные векторы сопротивления, гораздо менее комфортные для режима, и, возможно, гораздо более эффективные. Впрочем, возможно, и это мимо большинства пролетит. В любом случае, «Мемориалу» нового поколения будет о чём вспомнить. Покой не предусмотрен.
