В 2008 году Ксения Ларина инициировала конкурс в журнале «Театрал», посвященный лучшим из лучших пятилетки. Этот конкурс стал лишь поводом для глубокой беседы, как это часто бывает в общении с Ксенией. Я написала несколько текстов, среди которых один был посвящен Петру Фоменко. Это по сей день единственный текст, которым я по-настоящему горжусь. Позже Фоменко позвонил мне, и это был незабываемый момент. Помню, что, повесив трубку, я расплакалась от радости – он звонил, чтобы сказать «спасибо». ОН! Мне…
Вот и сам текст:
Нельзя сказать, правда это или театральная байка, но Петр Наумович никогда не отрицал эту историю, всегда переводя разговор на другое. Лев Дуров, соучастник событий, обычно пересказывает «дела минувших дней» с характерным размахиванием рук, вживаясь в образ, и уморительно изображает респектабельного и заслуженного теперь Петра Наумовича, а тогда просто Петьку.
Дело происходило в начале 1950-х. Петька, Левка и их товарищи учились в школе-студии МХАТ. Однажды, как утверждает Дуров, Петька влез на дерево на улице Горького и, натурально поедая древесную кору, приговаривал: «Я зайчик! Не трогайте меня, я голодный бедный зайчик!». А Петр Наумович, тогда еще Фома, расставлял на проезжей части аптечные пузырьки и перегородив движение, командовал: «Машины, объезжайте, объезжайте! Мы берем пробы воздуха!». Его выгнали из школы-студии. Это уже не байка, а самая настоящая правда, так как дело произошло по доносу кого-то из студии. Анонимка с просьбой «убрать из государственного учреждения культуры «петрушку»» поступила куда следует, и «где следует» приняли меры.
Фоменко не стал доказывать и спорить (что он никогда более не будет делать независимо от обстоятельств) и поступил в МГПИ. Позже он назовет это поступление самой большой удачей своей жизни. В педагогическом вместе с ним учились Визбор и Ким. «Сидели с тюрьмы, – пели однокурсники на мотив «Опавших листьев», – Проспер Мэримэ, актер Жан Марэ и Петя Фомэ». К счастью, до тюрьмы дело не дошло. Однако студию МГУ, где Фоменко ставил уморительные КВНы, в 1960-е разогнали с треском, но это было позже. Как он из «опасного элемента» превратился в «лучшего режиссера современного театра» – не знает никто, ни те, кто определил его «элементом», ни те, кто сейчас величает «Мастером». Возможно, дело в том самом «хулиганстве», которое Дуров называет «диссидентством», а Фоменко – «обыкновенной веселостью». Он никогда ничего не просил, не ходил ни к кому, не спорил, ничего не доказывал.
Первая весточка о его неприемлемом статусе прогремела, когда в еще не остывшей после оттепели Москве с треском закрыли сразу несколько спектаклей, среди которых был «Смерть Тарелкина», поставленный в Театре Маяковского. За «кощунственное сопоставление и надругательство над святынями». Надо сказать, что в тексте Сухово-Кобылина режиссер не изменил ни слова. Это был первый удар и первое осознание того, что театр существует вопреки.
В 1970-е он жил на два города – Москва и Ленинград. В Ленинградском театре комедии и «Теркин на том свете», «Экзамены никогда не кончаются» в Театре Советской Армии и «Любовь Яровая» в Малом. Он однажды послал секретарю Ленинградского обкома партии Романова. Речь шла о сохранении наследия Акимова. «Вы же сами его гнобили!» – взорвался Фоменко, и отношения с обеими столицами окончательно разладились. Фома перебрался в Тбилиси, где в Русском драматическом театре имени Грибоедова он поставил «Свой остров» и «Дорогу цветов». На банкете после одного из спектаклей, на глазах у изумленной публики, он отказался поднять бокал за здоровье товарища Сталина… Это не был протест – это была позиция. Фоменко был тих и ничего не декларировал, просто сказал: «Не буду».
В 1981 году он вернулся в ГИТИС, уйдя из репертуарного театра. В 1988-м набрал свой знаменитый курс, а в 1993 году появилась «Мастерская Петра Фоменко» как театр. Игры проходили прямо в аудиториях, публика срывала двери с петель и сидела друг у друга на коленках. Сергей Женовач, Иван Поповски, Елена Невежина, Владимир Епифанцев, Миндаугас Карбаускис, Николай Дручек, сестры Кутеповы, Мадлен Джабраилова, Галина Тюнина, Тагир Рахимов, Юрий Степанов и Полина Агуреева – это все его театральные дети. А он, по-прежнему, мог по-гусарски, с локтя, выпить сто граммов, взять гитару и спеть про «Забуели мои мысли». И скромно потупить глаза, не отрицая, но и не подтверждая, как однажды, на «Ленфильме» проходя мимо стенда «Лучшие люди», они приклеили туда свои фотографии. А под ними оставили записку с надписью – «люди похуже».
«Самый лучший способ определить, как действовать, — это зайти в тупик. Человек, который мучительно задает себе вопрос, что делать, уже начал преодолевать трудности».