Татьяна Пелипейко: Церковь и собственность: не пора ли разобраться?

Для начала стоит отметить, что до 1917 года Русская Православная Церковь (РПЦ) как юридическое лицо не существовала. Это означает, что церковь, как институт, не имела собственности. В связи с этим возникает важный вопрос: кому же принадлежали храмовые здания до революции?

Начнем с понятия «храмоздатель», то есть того, кто принимает решение о строительстве храма и финансирует его. Исторически тут возможны различные варианты. Во-первых, это средневековые князья, позже цари и императоры. Например, о Исаакиевском соборе написано множество статей. Церковь Василия Блаженного в Москве была построена по распоряжению Ивана Грозного, а Манифест о создании Храма Христа Спасителя подписал Александр I. Храм может быть выстроен в конкретном городе «всем миром», но чаще всего финансирование осуществлялось на более локальном уровне — на уровне конкретного квартала, что сейчас мы бы назвали «муниципальным образованием». При этом неважно, был ли один жертвователь или несколько — в любом случае храм становился приходским.

Например, строительство Елоховского собора в Москве в значительной степени (на треть) было профинансировано купцом Василием Щаповым, который также долгое время исполнял обязанности ктитора (управителя, церковного старосты) храма. Однако стоит отметить, что в практике приходских церквей эта должность была выборной.

Другим примером служит Алексиевская церковь в Хотьково, построенная на средства фарфорового фабриканта Алексея Попова. Надпись на закладной доске гласит: «Лета 1848-го года мая в 20-й день заложен Храм сей во имя Святителя и чудотворца Алексия Митрополита Московского в царствование Государя императора Николая Павловича с благословения Митрополита Московского Филарета при храмоздателе Алексее и супруги его Александре и сыне их Дмитрии и его супруге Софии». Какова же роль митрополита? В данном случае она сводится к «благословению». Что касается местной власти, то, как и при любом строительстве, властям представлялись планы участков и проекты, к которым выдавалось соответствующее разрешение.

Аналогично происходило и при строительстве церковных зданий помещиками в своих имениях. Например, в селе Спас-Угол, родине писателя Салтыкова-Щедрина, церковь была выстроена в конце XVIII века «усердием помещицы Надежды Ивановны Салтыковой», бабушки писателя. Однако и она, будучи собственницей земли, должна была представлять проект и прошение о постройке, которые сохранились в местном музее.

Вопрос о том, кто распоряжался церковным зданием и его утварью, зависел от статуса собора и того, кто строил. Исаакиевский собор, как известно, находился в ведении министерства внутренних дел, то есть светской власти. Церковь просила передать храм не в собственность, а «в управление», однако получила отказ, поскольку на его содержание было израсходовано более двадцати трех миллионов народных денег за сорок лет труда, и забота о поддержании его должна оставаться в руках правительства.

Что же касается приходских храмов, то ими управляли сами прихожане через выборных представителей — старосту, казначея и так далее. Протоиерей Всеволод Чаплин в 2010 году говорил о том, что церковная собственность была, за редкими исключениями, собственностью религиозных общин как юридических лиц. Священнослужители служили в конкретных храмах, будучи назначенными своими епархиями, и их обязанностью был контроль за использованием церковного имущества, чтобы не допускалось святотатство. Однако распоряжалась имуществом храма именно его община.

Приведем интересный случай: в Храме Василия Блаженного были выставлены иконы XVI века, которые когда-то находились в иконостасе. Они были проданы в XVIII веке, потому что местная община решила заменить старый иконостас на более «современный». Священник и епархия не могли сами принять такое решение. Назначенный священнослужитель, безусловно, содержался общиной, и именно она управляла всеми пожертвованиями и вкладами.

Это порождает вопрос: у церкви не было собственности? Не совсем. Речь идет не об институте как таковом, а о конкретных его подразделениях. Монастыри, несмотря на секуляризацию церковных земель при Екатерине II, сохранили немало собственности. Согласно данным 1905 года, Церковь располагала 1,9 млн. десятин земли, 0,3 млн. десятин находилось в частной собственности духовных лиц. Также ей принадлежало множество промышленных предприятий и торговых заведений. В конце XIX века Святейший Синод выделял на содержание православного духовенства 7 млн. руб., а государственное казначейство — 18 млн. руб. в год.

После революционной национализации пострадали именно земли, хозяйственный инвентарь, монастырские постройки и денежные средства. Церковные здания не столько «национализировались», сколько стали использоваться не по целевому назначению. В результате многие постройки серьезно пострадали, так как местные власти оказались бесхозяйственными.

Что касается ситуации сегодня, то статус юридического лица по-прежнему имеют конкретные приходы, монастыри, учебные заведения и другие структуры, находящиеся в «каноническом ведении» РПЦ. Именно они обладают правом на имущество и вправе им распоряжаться.

Возникает вопрос: что же происходит с Исаакием? Если со всех сторон подтверждают, что храм останется в государственной собственности, если речь идет о государственных субсидиях на его содержание, то, следовательно, и решать, как существовать храму, будет государство. Проводятся ли там службы? Да, проводятся. Существует ли параллельно музейная составляющая? Это можно встретить повсюду, как, например, в парижском Нотр-Даме или Храме Христа Спасителя в Москве, где тоже проводятся платные экскурсии.

Вопрос о «возвращении» Исаакиевского собора в правовом смысле не стоит. Требования о «передаче в ведение» (при этом не передается ни право собственности, ни расходы на содержание) вызывают непонимание. Что передается? Неужели только доходы?

Оцените статью
( Пока оценок нет )
Ритм Москвы