Он уже не кровавый диктатор, а почти Иисус Христос.
Прочитал, что в Госдуме предложили переименовать одну из московских улиц в Сталинградскую. Эти депутаты, которые воспринимают гибель ребенка в США как ритуальное убийство православного младенца, озабочены великими вехами отечественной истории. Когда стало ясно, что идея вернуть г. Волгограду имя Сталина не увенчалась успехом, возникла мысль попытаться сделать это в Москве. Вроде бы как про Победу. А на самом деле — все про него, родимого. Не мытьем, так катаньем…
Когда в начале 70-х в центральных городах России стали появляться грузовики с фотографиями Сталина на лобовом стекле, это воспринималось как экзотика. Причем экзотика протестная. Трескучая ложь, двоемыслие, побрякушки на груди у Брежнева, безысходная тоска позднесоветского официоза — все это склоняло молодежь, не обремененную историческими знаниями, к ностальгии по брутальному, аскетичному вождю-победителю. Даже среднее партийно-аппаратное звено романтически вздыхало по Сталину. И высшее руководство не возражало, но опасалось: слишком острая тема, интеллигенция против… да ну его вообще от греха подальше!
В английском языке тогда еще не знали слова «харизма», но парадокс: чем глубже окостеневал созданный Сталиным режим, тем харизматичнее в массовом восприятии становился образ самого Сталина, тем востребованнее был миф о нем. Потом наступила перестройка. Море запрещенной литературы хлынуло из самиздата в толстые журналы с миллионными тиражами. Мы узнали то, о чем давно уже знал весь мир: про ужасы раскулачивания и организованного государством голода, про разгром Красной Армии, про Катынь и про беспомощность летом 41-го.
Поклонники Сталина выглядели неубедительно. Полусумасшедшие старушки с портретами «отца народов» вместо икон. Программные документы КПРФ, но кто читает партийные документы? Главная причина маргинализации сталинского мифа заключалась в целенаправленной линии государства. Эта линия не была «за» или «против» Сталина, она была на то, что свобода лучше, чем несвобода. Законы и президентские указы того времени были направлены на расширение прав, а не на запреты.
Шли годы, и вот сегодня Сталин — и в законе, и в тренде, и бренде. Восторженные литераторы ставят его на одну ступень со Спасителем. И, что гораздо важнее, это никого не удивляет. Молодые люди говорят о Сталине с почтением, его афоризмы цитируют федеральные каналы. Любое ток-шоу с его именем обречено на высокие рейтинги. Сталин — суперстар. В нашей стране, как ни отвратительно это констатировать, он действительно не сильно уступит Христу.
Его популярность двоякая. В народных массах она — прежде всего протестная. Это социальное возмущение принимает форму посмертного культа. Культурно-исторический феномен сводится к формуле: «Сталина на вас нет!» Сталин воспринимается как воплощенная суровая справедливость. Но уж очень суровая. Налицо культ с элементами сатанизма. Сталин — вуду для ненавистного начальства.
В верхних слоях российской бюрократии мысль о восставшем из ада Сталине не вызывает восторга. У этих обеспеченных людей нет желания жить в атмосфере страха. Если речь идет о настоящем Сталине, о Сталине по полной программе, это их не устраивает. Но если немного Сталина… без крайностей, без ужаса — совсем другой разговор. Если убрать кровь и расстрелы, в итоге мы получим нечто симпатичное. Гайки подкручены, кругом порядок и уважение к старшим по званию. Народ про свободу и демократию не базарит, больше, чем по трое, не собирается, начальство жрет глазами. Вид у них веселый и слегка придурковатый. Живут от зарплаты до зарплаты, одобряют и голосуют единогласно. Америку ненавидят. Сталин-лайт. Для народа.
Никто, из скромности, не хочет Сталина для себя. Все его желают исключительно для ближнего. От сердца отрывают. Самое дорогое — Отца родного — не жалеют.
