29 ноября 2012 года
Еще два года назад он с радостью принимал любое интервью, как ребенок, открываясь новому вниманию. Для простого дагестанского парня, который в детстве не раз сталкивался со смертельными болезнями, интерес прессы казался настоящей манной небесной. Он охотно беседовал с немногочисленными журналистами и позировал перед камерами. Всё изменилось 19 августа 2011 года, когда чемпион мира по смешанным единоборствам Расул Мирзаев пришел в Замоскворецкую межрайонную прокуратуру с заявлением о том, что в вечер конфликта 15 августа он ударил Ивана Агафонова, который вскоре скончался в больнице.
С первых же минут после этой новости дело Мирзаева—Агафонова вызвало бурную реакцию в интернете. Многие СМИ, не дождавшись результатов расследования, принялись клеймить его. Заголовки центральных газет становились все более громкими и пугающими. Из бытового инцидента это дело переросло в резонансное межнациональное событие года. Спустя пятнадцать месяцев, главный участник процесса делится своими воспоминаниями.
Год назад стало очевидно, что, если Мирзаева и отпустят, его отношение к российским СМИ будет довольно прохладным. Слишком жестко они отнеслись к его личности. После серии интервью с близкими Расула, они пообещали, что если он и будет общаться с журналистами, то только с теми, кто освещал это дело объективно. И они сдержали слово.
После оглашения приговора я проезжала с тётей и дядей Мирзаева. Телефон Мадины не умолкал — все звонили, чтобы узнать о будущем Расула. Дядя Магомед отвечал лишь на звонки сыновей. «Ой, горе-горе», — выражал он свои переживания. «В чем горе-то? Расула же отпустили!» — удивилась я. «Горе в том, что он не отмоется от этого. Он кавказец, и ему этого не простят», — парировал Магомед, напомнив о других подобных случаях.
Знакомство с чемпионом прошло легко: он перечислил мне материалы о своем деле и, заключив, что доверяет, согласился на беседу. Хотя на свободе он выглядел довольным, в нашем разговоре проступала другая картина — моментами он словно боялся снова быть обиженным. Мы провели много времени в откровенной беседе, и я удивлялась, как он может доверять мне, едва знакомому человеку.
«Я больше не ведаю, как общаться с журналистами после всего, что мне довелось пережить. Мою личность затоптали, и только «МК» писал об этом справедливо», — делился он, отмечая, что не верит в свою свободу и хочет говорить о своих чувствах с близкими.
Когда я спросила, какие моменты были самые тяжелые, он ответил: «Три дня перед приговором. Я не спал, переживал за маму, которая перенесла инсульт. Не знал, что будет со мной. Когда в камере начинали обсуждать мое будущее, даже грубо реагировал». В день приговора его состояние было ужасным — головная боль и страх за судьбу.
«Когда открыли двери клетки, я был как в тумане. В голове — пустота. В коридоре яркие вспышки камер, и я не удержался — заплакал. Встретив родное лицо, я понял, что на свободе», — рассказал он о своих чувствах в момент выхода.
«Это был единственный раз, когда я плакал за время заключения», — вспоминал он. Была еще одна слезливая ночь, когда его снова вернули в камеру. «Я осознал, что жизнь до и после этого происшествия разделилась на две части», — делился Расул, вспоминая о своей семье и сожалениях.
«Теперь у меня не будет возможности реабилитироваться. Она вышла замуж, и я понимаю, что потерял что-то очень ценное. Я жалею, что ушел от нее, хотя она пыталась сохранить семью. Теперь я знаю, что такую женщину больше не найду», — заключил он, отмечая, что дочка не давала ему забыть о себе, желая, чтобы он был рядом.