Жила-была одна питерская барышня, которая всего добилась сама. В 17 лет она уехала в Москву, сняла на мамины деньги квартиру, а потом, через 22 года, рассказала об этом в интервью, и ей никто не поверил. Потому что родилась эта барышня в хорошей благополучной семье с влиятельным папой, с заметной мамой, да и в целом вытянула счастливый билет в лотерее.
Отец у неё был честным и свободным политиком, а до карьеры политика — преподавателем, профессором, главой двух кафедр. Получал огромную по советским меркам зарплату — 400 рублей! И, конечно, эта семья не жила в коммуналке, у неё была своя трёхкомнатная квартира. Никто не выбирает семью, в которой родиться, но ей повезло.
Я понимаю, не спорю, что ей было легче пробиться, чем условной девочке без стартовых возможностей из деревни или неблагополучной семьи. И да, фраза “я приехала в Москву с деньгами мамы на съёмную квартиру” звучит мудацки для тех, у кого этих денег не было, и мамы не было, и фамилии не было. Но это не значит, что те, у кого это было, получили безбедную жизнь на блюдце из ломоносовского фарфора.
Можно иметь многое и бездарно это растратить, а можно приумножить. Можно вкалывать, как бешеная, и тащить всё на себе, а можно получить всё по праву фамилии. Реалии у меня иные. В них сын Иванова становится президентом “АЛРОСА”, Ксения Шойгу управляет Кронштадтом, а сын Киселева получает орден за заслуги перед Отечеством. Очевидно, что как дочь Собчака я могла бы получить многое просто по родительской памяти и построить карьеру, становясь намного богаче и влиятельнее.
Я не сравниваю себя с девочками из глубинки, которым, конечно, было тяжелее. Я смотрю на мультимиллионеров, которые тоже чьи-то сыновья и дочери. И по сравнению с ними я боролась за всё сама, я всего добилась сама. Это нельзя обесценивать только из-за моей фамилии. Если бы её не было, я бы добилась ровно того же — может быть позже, но своё бы я забрала.
Папы не стало 20 лет назад, и вот уже 20 лет я одна. Мой путь был иным, не таким, как у детей больших начальников, и, на мой взгляд, это правильнее. Но надо понимать: фигура отца всю жизнь надо мной висела, висит и будет висеть, потому что я понимаю, что он — фигура огромного масштаба. Я всегда буду мелкой сошкой по сравнению с ним, и сверху у меня всегда будет стоять ограничитель, чего бы я не добилась. Но это не отменяет ни одной из моих побед.