Десять лет назад я провел пресс-конференцию для журналистов в Минске, накануне очередных выборов. Меня попросили сделать прогноз, и я высказал мнение, что власть победит, оппозиция потерпит поражение, а главной задачей оппозиции будет подготовка к жизни и борьбе после выборов. На пресс-конференции трое знакомых, почти приятелей, обвиняли меня в трусости и паникерстве, после чего покинули зал в знак протеста. В прошлом году один из них погиб при странных обстоятельствах — его нашли в петле, второй сейчас отбывает срок в белорусской тюрьме по сфабрикованному делу об организации массовых беспорядков, а третий — политический эмигрант, живет в Лондоне, и на родине его тоже ждет тюрьма.
Я часто вспоминаю эту историю не из злорадства. Это воспоминание помогает мне сохранять способность трезво оценивать происходящее, чтобы эмоции не мешали принимать точные решения и делать адекватные прогнозы. Моя уверенность в том, что Александр Лукашенко плохо кончит, уже переросла в веру, а это опасно, когда ты занимаешься политической аналитикой. Веру в высшую справедливость нужно сохранять, чтобы поддерживать дух, но нельзя экстраполировать ее на конкретные события текущего момента. Вера — это обратная сторона доблести, но она опасна, если ты журналист.
Моя знакомая, спецкор «Коммерсанта», Ольга Алленова, собирается вести колонну на антифашистском митинге. На протяжении двух дней мне трудно с ней общаться, поскольку она погружена в бурную антивоенную деятельность. Я прошу ее не вести колонну и не выступать на митинге, но это не помогает. У нее эйфория борьбы с демонами, она в эпицентре сражения добра со злом.
Сейчас писать и говорить сложно. Подонки и государственные пропагандисты временно притихли. Они выжидают, нервничают и ждут нового сигнала от власти. Их смелости нужна дополнительная мотивация, и они обязательно заголосят, когда определится победитель. Но сейчас становится трудно высказываться даже тем, кто вчера говорил прямо и конкретно. Говорить правду сложно, потому что она может быть неприятна тем, кто внутренне симпатичен и старается переломить ход российской истории.
Не хочется высмеивать Прохорова, так как это может подыграть кому-то вроде Миронова, хотя глупость его советников уже очевидна. Не хочется писать правду о Явлинском, ведь при всех его недостатках более приличного человека в списке кандидатов в президенты нет, и это удручает. И критиковать Кудрина не хочется, ведь он старается создать что-то новое и полезное, но, похоже, получится привычное и беспомощное. Любая критика в адрес оргкомитета демократических митингов вызывает бурю общественного негодования, любое сомнение воспринимается как слабость.
Леонида Радзиховского затерзали за встречи в Кремле и тексты, которые не нравятся демократической общественности. В сети разразилась охота на блогера Радулову за обвинение Навального в национализме. Не дай Бог затронуть Божену Рынску — рупор «белой революции». Политики и лидеры гражданского общества в критический момент истории не должны проявлять слабость и сомнение. Они абсолютно правильно заявляют о распаде путинской вертикали и параличе власти. Они уже празднуют свою несостоявшуюся победу, вселяя уверенность в сторонников. Но что делать тем, кто обязан это описывать и анализировать? Превращаться снова в певцов демократической революции, как 20 лет назад? Или, как в 1996 году, заниматься манипуляциями ради высокой идеи свободы и противодействия коммунизму?
Сложное время, непростой выбор. Пропагандисты быстро найдут нового хозяина, даже если власть сменится. Много людей хотят перемен, но не верят в победу демократии, подавлены страхом и аргументированно объясняют, почему пишут одинаково вяло как о власти, так и об оппозиции. Но есть журналисты и аналитики, которым мы все еще доверяем и чье мнение важно. Не хочется, чтобы они поддавались революционной эйфории.
Лично я убежден, что власть попытается устроить контрреволюцию. Сразу после 4 марта или немного позже будет резкое похолодание политического режима в России. Диктатура будет подлой, неравномерной, временами беспощадной, но недолгой. Нет серьезного ресурса для создания нового ГУЛАГа — ни психологического, ни материального. Скорость распада новой диктатуры и появление нового шанса для демократии в России напрямую зависят от нашей способности трезво смотреть на вещи и называть все своими именами.
Важно говорить и слышать правду. Для журналиста главное определение профессионализма — это умение сохранять беспристрастность и видеть вещи такими, какие они есть. То, что сейчас происходит, делит нас, а это априори неверно. Тем не менее, есть ситуации и времена, когда журналист должен говорить и действовать, и сохранить беспристрастность невозможно. Так было во время перестройки в России, так было на Украине во время оранжевой революции. И мне почти невозможно сохранять беспристрастность, когда думаю про Лукашенко. Но давайте хотя бы не будем придумывать себе новых кумиров.