Текущая ситуация в оппозиции вызывает справедливую озабоченность. В своей статье Александр Подрабинек поднимает важные вопросы, касающиеся состояния дел среди оппозиционных сил. Его критика «трибунно-политической части» последнего митинга на Болотной площади действительно не оставляет равнодушным. Клоунские выходки некоторых фигур, таких как Митрохин и Гудков, а также не совсем понятные поступки Касьянова, вызывают отторжение и негодование.
Оппозиция, как кажется, погрязла в пошлости, лицемерии и цинизме. Эти чувства, безусловно, разделяют многие, кто пришел на митинг шестого мая. Когда мы покидали площадь, настроение было совершенно иным, чем зимой 2011 года, когда мы верили в возможность формирования адекватной политической платформы для массового протеста. Сейчас же ясно, что политическая трибуна по-прежнему занята личными интересами отдельных лидеров.
Несмотря на это, десятки тысяч москвичей вышли поддержать своих сограждан, оказавшихся в заключении по политическим причинам. Даже несмотря на то, что число участников могло бы быть больше, важно понять, что среди людей существует потребность протестовать и выражать свое недовольство.
Не стоит забывать об инциденте с Гудковым, который использовал митинг для собственного пиара, призывая голосовать за себя. Надо ли выражать недовольство? Безусловно. Но необходимо также изменить расстановку сил на политической арене, где в настоящее время правят горлопаны и неясные намерения.
Задаемся вопросом: стоит ли игнорировать тех, кто действительно нуждается в поддержке, например, Алексея Гаскарова, выступившего в защиту человека, пострадавшего от ОМОН? Ответ очевиден: не стоит. Подрабинек упоминает о «оппозиционном высокомерии», как будто не понимает, что именно в различные группировки оппозиции существует множество различных эмоций и мнений.
Необходимо уточнить, кто же является настоящей оппозицией: Гудков и Митрохин или те, кто стоит в рядах «людей Болотной»? Подрабинек слишком обобщает, игнорируя различия в составе и целях оппозиции. Так, например, Илья Константинов вышел на трибуну не как лидер оппозиции, а как отец политзаключенного. Обвинять его в этом — значит упрощать ситуацию.
К тому же, недовольство оппозицией подразумевает требование от её лидеров определённых моральных стандартов, но это не всегда реально. Легко критиковать, но куда сложнее самому соответствовать высоким требованиям. Это распространенное явление — когда кто-то, устав от сложной политической ситуации, заявляет о своём превосходстве.
Критика разрешенных митингов, как бесполезных, должна быть обоснованной. Неразрешенные акции, когда число участников достигает сотен тысяч, способны изменить ход истории. Однако митинг на триста человек представляет собой всего лишь очередную возможность для демонстрации силы или личного пиара.
Нужно признать, что даже среди сознательных активистов порой не хватает смелости для реальных перемен. Это связано с тем, что общественные изменения — результат обстоятельств, и зачастую требуют инициатив со стороны элит. На сегодняшний день общество живёт в состоянии, когда перемены необходимы, однако их боятся.
Обвинения в том, что либералы своей активностью способствуют власти крайних левых или правых, звучат не в первый раз. Но осознание того, что крайние элементы в обществе представляют собой лишь небольшую часть, является важным моментом. Граждане должны объединиться, чтобы не отдать протест популистам, и возобновить политическую организацию.
К сожалению, Подрабинек, хоть и является моральным ориентиром, не представляет собой политическую силу. И если бы подходить к вопросу о протестах с точки зрения простоты, было бы легче уйти от проблем. Но это не решит главной задачи — создать массовый контроль и давление на власть.
Люди, пришедшие 6 мая, выразили поддержку политическим заключенным. Если бы нас было больше, это могло бы серьезно повлиять на действия власти. Протест продолжает жить, и это необходимо развивать в положительном русле. Горлопаны на трибуне — это временное явление. Главная задача заключается в том, чтобы различать, где проявляется настоящая сила общественного движения, а где — лишь следствие стихийного бедствия.
