В киевском аэропорту «Борисполь» был задержан экс-майор госохраны Николай Мельниченко, объявленный в международный розыск. Его обвиняют в разглашении гостайны, подделке документов и превышении служебных полномочий. После объявления Мельниченко в международный розыск он начал сотрудничать с Генеральной прокуратурой. Публично он сделал заявление, которое оказалось выгодным режиму Януковича, о возможной причастности Юлии Тимошенко к убийству лидера либеральной партии и главы государственной администрации Донецкой области Владимира Щербаня в 1996 году. Примечательно, что через год после смерти Щербаня к власти пришел Виктор Янукович.
Возвращение Мельниченко в Украину может указывать на его договоренности с Генпрокуратурой. Арест, однако, несколько нарушает эту схему, хотя это может быть просто предосторожность для быстрого снятия показаний и обеспечения безопасности важного свидетеля. Экспертиза признала записи и пленки Мельниченко с большой вероятностью подлинными. Несмотря на то что Кучма избежал ответственности по делу Гонгадзе на основании решения Конституционного Суда о недопустимости доказательств, добытых незаконным путем, украинское правосудие может поступить иначе и по политическим соображениям отказать экс-премьеру Юлии Тимошенко в той индульгенции, которая была предоставлена экс-президенту Леониду Кучме.
Для Генпрокуратуры важно «дожать» Мельниченко в ближайшие дни. Это необходимо как для создания новой сенсации, способной повлиять на исход выборов, так и потому, что новый парламент может оказаться оппозиционным и потребовать отставки Генерального прокурора. Однако, даже самые выгодные для власти показания майора могут не оказать заметного влияния на выборы. В лучшем случае, даже если удастся запятнать репутацию Юлии Тимошенко, во главе оппозиции все равно будет Арсений Яценюк, а Владимир Кличко с его популистским «Ударом» дышит им в затылок.
Как бы то ни было, голоса, отобранные у объединенной оппозиции, приведут в парламент оппозиционеров меньшего калибра, но это не значит, что они станут ставленниками власти. Это означает, что рано или поздно Мельниченко может стать «крайним» как для власти, так и для оппозиции, что станет бесславным завершением его истории с многочисленными разоблачениями.
Мне довелось общаться с Мельниченко. Он производит впечатление честного человека, действующего в соответствии с ему известной целью. Его поступки и методы соответствуют духу времени, но, похоже, он не задумывается о завтрашнем дне. Когда он делится воспоминаниями о своей карьере в спецслужбах, прослушке Кучмы и надежде раскрыть людям глаза, это звучит одновременно наивно и искренне. Его рассказы всегда кажутся правдоподобными, хотя иногда есть подозрение, что он преувеличивает или недоговаривает.
Подобные ощущения возникали и у меня, когда я брал интервью у Бориса Пенчука, издателя «Донецкой мафии», запрещенной к распространению одной из донецких судов. Он обвинил Бориса Колесникова, соратника Януковича, в вымогательстве. В 2005 году «оранжевая» власть активно использовала эти обвинения, Луценко посадил Колесникова в СИЗО на основании показаний Пенчука, но тот позже признался в лжесвидетельстве и сам получил восемь лет.
Не следует ли предположить, что Мельниченко идет по той же опасной дорожке? Разоблачителям властей зачастую не везет. В начале их истории о коррупции, преступлениях и злоупотреблениях воспринимаются с интересом, однако с течением времени детали начинают разматываться, и оказывается, что разоблачитель часто преувеличивает. Например, факт роскошной жизни власти может оказаться правдивым, но доказать незаконность её доходов оказывается невозможно.
По мере того как верхушка убеждается в безразличии народа, разоблачители исчезают, и об этом просто забывают. Лакмусовая бумажка, показывающая отсутствие реакции общества, подтверждает, что люди не хотят знать правду о преступлениях и, следовательно, не наказывают преступников. Установление истины оказывается сложным, тогда как проще обвинять власть в коррупции и воровстве, оставляя народ с ощущением честности.
Так что если завтра рядового избирателя потянут на экзекуцию, он, возможно, не подумает, что давно мог бы выйти с единомышленниками на главную площадь и требовать изменений. Может быть, тогда он сам сидел бы в судейском кресле и не допустил бы расправы над невиновными лишь за то, что они отличаются от остальных.