Он живет в Москве и Петербурге. Его образ, как внешний, так и внутренний, вряд ли вызовет нежность у «остальной России», в том числе у сверстника, который живет по соседству, но не может позволить себе того же, что и он. Быть вялым, пресыщенным и при этом поддерживать особый стиль, отслеживая все актуальное и сторонясь попсы.
Хипстеры в России стали заметными с началом кризиса, и поэтому эта невозмутимая фигура вызывает особое недовольство. Люди, толкущиеся в морозной утренней мгле в ожидании автобуса, никогда не полюбят расслабленного юнца, который, потеряв счет часам, тонет в теплой атмосфере клуба и томно щурится на единственный источник света — монитор ноутбука с лентой Твиттера.
Хипстеры пришли с Запада. Так называли поколение патлатых бунтарей, стремившихся забыть о Второй мировой. В Советском Союзе это явление аукнулось «эстетическим диссидентством». Не случайно название фильма «Стиляги» на английский перевели как «Хипстеры». Сегодня хипстеры вновь прибыли из-за границы. Год назад нью-йоркский журнал Time Out выпустил номер с полушутливым заголовком: «Почему хипстеры должны умереть», утверждая, что хипстеры — это «бациллы разложения и уныния». Как обычно, на Западе подают сигнал, а у нас его интерпретируют по-своему, создавая оригинальный феномен, дополненный суровостью родных реалий.
Знакомьтесь, хипстер made in Russia. Он не любит пафос, гламур, агрессию и стяжательство. Он предпочитает хорошо жить и заниматься творчеством. Хорошо жить — значит иметь деньги на такси, кафе и необычную одежду. Творчество, в основном чужое, он ценит высоко. Читает американца Паланика и европейца Уэльбека, слушает андерграундный рок, смотрит артхаусное кино, посещает Винзавод, галерею «Победа» и выставки черно-белых фотографий.
Собственное творчество хипстера довольно стандартно: он может небрежно рисовать, расслабленно щелкать или оставлять пометки. Признаком хипстера считаются ЛОМО (кривой фотоаппарат) и молескин (записная книжка). Для заработка хипстер выбирает непыльную работу: он дизайнер, фотограф, художник, стилист, журналист, рекламщик или маркетолог. Однако, как показывает кризис, львиная доля хипстеров живет фрилансом. Ирония в том, что у полноценного хипстера, как правило, есть богатый родич, который позволяет ему безбедно бездельничать в трудные времена.
Узкие джинсы или цветные лосины прикрывают бледные ноги хипстеров. На туловище — безразмерная пестрая рубаха или винтажная майка с логотипом старой рок-группы. На носу очки без диоптрий или вовсе без стекол в яркой пластмассовой оправе. На лоб свисает отросшая челка. Но интереснее то, что творится у хипстера в голове. Каждый из них считает себя одиночкой, и именно поэтому их движение можно было бы назвать: «Идущие врозь». Хипстера упрекают в поверхностном и клиповом мышлении. Он не амбициозен, социально пассивен и, ничего не предпринимая, болезненно следит за чужим рвением. Выражение to be hip переводится как «быть в курсе». Хипстер потребляет изображения и фиксирует тренды, но не создает новые образы и смыслы.
Он сонный: не мечтает, не борется, не совершает открытий, да и с чувствами у него, кажется, большие проблемы. Смышленые, небедные и пассивные ребята всегда были, но сейчас это уже целая среда. «Мировая тенденция!» — скажете вы. — «Конец истории!». Но согласитесь, одно дело — западный битник, вольно сотрясающий общество, и совершенно другое — советский стиляга, чью челку встречает свист толпы и ножницы.
Так же нелепо было бы видеть в Онегине и Печорине исключительно байронических героев, страдающих от европейской болезни по имени «сплин», забывая об обстоятельствах николаевской России. Наши хипстеры — явление особенное. При других условиях многие из них могли бы быть бодрыми, энергичными и солнечными. Хипстер не «Посторонний» Альбера Камю; его отстраненность не экзистенциальна и не всегда связана с темпераментом. Ведь он одевается изысканно и тщательно, что требует определенных усилий. Работа с фотографиями также требует целеустремленности.
В России хипстер скорее типаж социальный, а наиболее близкий к нему герой из литературы — Евгений Онегин. Сноб, меланхолик, аполитичный модник, способный судить обо всем поверхностно. Современник заморозков. Хипстер постоянно в Сети. Правда, его интернет-дневник (в ЖЖ, Twitter, Facebook) слабо вдохновляет. Смутные и легкомысленные записи о пустяках, психоделическая тоска, обсуждение коллекции драных джинсов и фотографии пейзажей… Он редко обновляет свои записи, хотя неусыпно листает ленту друзей. Зачем поддерживать бурю в стакане ЖЖ? Всевозможные «идейные юзеры» метаются внутри прозрачного стакана, а хипстер с томными глазами наблюдает за ними. Зевок. Зритель доволен, он ощущает свою правоту.
Правоту безучастия в фарсе. Его молчание — поступок. За пределами стакана все схвачено и занято. Реальные вещи печатью покоя. Бизнес любит тишину. В политике та же тишь: если скучно по лозунгам для «черни», можно включить телевизор. За такой ситуацией за бесплатно и без толку лаются только неудачники. Есть еще вариант — записаться в безропотные карьеристы, но «прислуживаться тошно», как восклицал бессмертный хипстер. Остается лишь утешаться, что ты независим, гуляя по мегаполису с карманным кэшем, бродишь по лабиринтам галерей.
Социальная апатия хипстера понятна. Его анемичность — реакция на общественный застой. Но кошмар шире, беда — в людях. Пока общество коченеет, частная жизнь становится все злее. На танцполах скачут гопники и гопницы. У нового русского мира дикий норов. Значит, нужна своя среда. Где и как развлекаться? В пушкинские времена дворяне обедали друг у друга, сейчас же хипстеры собираются в московском клубе «Солянка», где темно, эксклюзивно и льется зеленый чай.
Хипстером не рождаются. Им становятся. Я подхожу к зеркалу. Может, я — это он? Существо теневое? В последнее время я стал надевать раритетные футболки, а по субботам пить чай с унылой богемой. Я избегаю встреч и разговоров с теми, кто по-прежнему увлечен политикой, их слова резают слух бессмыслицей. Почему же хипстер так пристально следит за новостями? Что-то не дает ему покоя? Он выжидает? Может быть, завтра общество оживет и бесплодное поколение оплодотворит политику, бизнес, культуру — запасы информации и здравого смысла, что скопились в хипстерской голове, еще получат применение? Или, может, всего один шаг отделяет наблюдателя виртуального мира от душегубца?
Книжный издатель левых взглядов Александр Иванов предположил, что на смену хипстерам вот-вот явятся «антиспамеры» — люди прямого действия, отчаянные и бескомпромиссные «реалисты». Этот прогноз напоминает теоретизирования Добролюбова и Писарева о возможности для Онегина и Печорина уйти в бунт. При желании можно в хипстерах увидеть разночинцев, поверхностно просвещенную молодежь, из которой впоследствии вышли народовольцы с бомбами. Но надеюсь, бомбистов мало. Поклонник макбука и айпода вряд ли заинтересуется тротилом.
Хипстер не выберет и бархатный бунт. Если политическая погода станет жестче, он не ринется на площадь, а еще сильнее упрячется в темень уютной раковины. Тем не менее — и здесь русский байронический герой вечен — хипстер может спокойно поехать на Кавказ с мыльницей на худой шее. И где-нибудь в Ингушетии случайная очередь прошьет столичного фаталиста… Не дай Бог, конечно. А может произойти любовь. Завсегдатай клуба «Солянка», подняв глаза от ноутбука, сквозь сумрак увидит юную официантку. Бросится за ней, поедет провожать на метро, и они вбегут под обжигающие вспышки гопнической дискотеки. Его поколотят ее друзья…
Или у хипстера и хипстерши закрутится роман, родится ребенок, начнется другая жизнь. Молодые родители с их заботами — тоже «антиспамеры», но в хорошем смысле слова. Ясно одно: большинство хипстеров обречено повзрослеть. Хипстер будет меняться. Хотелось бы верить: вместе со всей Россией.