В последние дни мы стали свидетелями удивительного прецедента, предложенного нам одной из самых значимых культурных учреждений страны — Российской Государственной Библиотекой. Эта библиотека, известная своей скромностью и трогательностью, открыто заявила, что официальный документ, выпущенный ею на официальном бланке с подписью руководителя, не существует. Руководитель пресс-службы библиотеки подчеркивает, что нам это только показалось и что документ не представляет никакой ценности, кроме «неких мыслей неких людей».
Когда подлинник этого документа был представлен библиотеке, она ответила, что уникальной и юридически значимой является только первая страница, а все последующие 36 страниц не имеют никакого значения и не могут считаться частью документа. Это поднимает вопрос о том, как теперь воспринимать любые официальные документы, выпущенные государственными органами в России. Похоже, что они могут считаться действительными только в том случае, если каждая страница подписана и проштампована, как это происходит с милицейскими протоколами допроса, или прошиты и опечатаны, как нотариальные сделки.
Речь идет, как вы могли догадаться, об экспертизе РГБ, проведенной по диссертациям Уполномоченного при президенте РФ Павла Астахова и депутатов Бурматова и Абубакирова. В блоге депутата Дмитрия Гудкова подробно изложена эта история, и представлены сканы всех документов. Однако интересен тот факт, что в сентябре прошлого года уже были опубликованы фрагменты этого самого документа — часть, посвященная экспертизе диссертации Бурматова. В то время Бурматов активно критиковал РГБ, а директор Александр Вислый подтвердил, что экспертиза была проведена и что любой депутат может обратиться за такой экспертизой совершенно бесплатно. Он даже саркастично добавил: «Мы можем еще раз перепроверить. Но я боюсь, что будет только хуже».
В результате ситуация оказывается еще более занятной. Директор РГБ, Александр Вислый, как бы жаждет сказать нам: «Атанде!» Теперь правило выглядит следующим образом: если документ, выпущенный государственным учреждением, касается лица, которое оно считало «погибшим» (например, депутата Бурматова), то такой документ считается подлинным. А если тот же документ касается лица, которого учреждение опасается (например, кремлевского чиновника Астахова), то он объявляется фиктивным.
Это действительно интересное изобретение, не так ли? В какой следующей ситуации мы сможем с ним столкнуться? Как скоро официально нам сообщат, что любой договор или акт может быть произвольно объявлен несуществующим просто по требованию достаточно высокопоставленного начальника? Я считаю, что первооткрыватель этого революционного принципа, радикально изменившего российскую правовую систему, достоин того, чтобы навсегда носить звание «Парадокс Вислого».