Память — штука интимная. У меня на стене висит фотография моих родителей. Конечно, послевоенная. В столе есть фотокарточки военных лет. Вот — 43-го года. Молодой, никогда ранее не виденный мною отец с лейтенантскими кубиками. Карточка совсем маленькая. Лицо не улыбчивое до странности. А он был очень жизнерадостным человеком. На обороте надпись — сестре, шурину, племяннику. Племянник, мой двоюродный брат, в том же 43-м, семнадцатилетним ушел на войну. Девятого мая 2015 года я поздравлял его.
Вот я про себя и думаю. Стал бы я увеличивать эту карточку, прикреплять ее к палке, обматывать георгиевской лентой и маршировать так по Москве? С сотнями тысяч земляков? Как дань уважения памяти? Нет, никак не получается. Зачем? Кому это нужно? Ему? Мне? Зачем? Чтобы кому-то показать свою причастность? Но ведь я лично ни к тому подвигу, ни к тем страданиям не причастен. Это было частью жизни моего народа. Но не моей лично.
А народу моему той частью жизни сегодня не столько гордиться надо, сколько понять ее. Понять во всех мелочах. И ужас ее понять, и величие… Ужаса ведь было много, очень много. Ведь самых простых, самых обычных, со всеми человеческими слабостями и пороками людей поставили в обстоятельства, когда эти слабости и пороки, которые в обычной жизни могли и до смерти не проявиться, стали вылезать наружу. Вместе, рядом с небывалым величием души. Иногда — в те же самые минуты.
Всё это понять, всё это вместить, чтобы стать лучше — вот что нам нужно было бы… Но мы этого в массе своей совсем не хотим. А хотим чего-то совершенно другого. Хотим, чтобы совесть не мучила. Хотим шампанским победы заглушить похмелье поражения в мирной жизни. Для этого и вместе сбиваемся — вместе легче не думать.
А ему? Ему, ушедшему на фронт из Одессы и прошедшему всю Украину и всю Белоруссию, которые не были тогда Украиной и Белоруссией, а были частями одного государства, ему точно не было бы радостно видеть, как теперь одна из частей того государства, и часть далеко не лучшая, пытается покорить другие части того же государства. Покорить просто, чтобы командовать. Не для того, чтобы делать жизнь лучше.
Нет, не радостно ему было бы видеть, как новый вождь народов и новый друг детей под знаменем победы возрождает то, над чем была та победа. Нет, ни с памятью, ни с уважением ничего не выходит. О чем-то другом получается «бессмертный полк». Даже без приватизации этой идеи властью. Здесь ведь главное не в приватизации, а в самой идее.
И дело даже не в Украине (хотя и не за такое наше будущее гибли форсирующие Днепр и освобождающие Киев). И до Украины было много чего: и две Чечни, и Афган… Как может ветеран-захватчик обелять себя славой ушедшего ветерана-освободителя? Ну, а уж освоенный властью и профинансированный из бюджета «бессмертный полк» с командиром Путиным во главе — это от дани памяти совсем далеко. Нет, ребята: памяти, любви, уважения — всего этого здесь на копейку, а пиара власти и оправдания коллективного преступления — вот этого как раз на рубль будет.
Так что я лучше буду помнить дома. И помнить всё — и светлое, и темное. Но поди попробуй скажи об этом! Ведь и не скажешь. Сколько прочитал я сегодня материалов о бессмертном полку. И всё либеральные. Всё оппозиционные. Всё умные. Всё честные. И ни одного, в котором говорилось бы вся правда.
Потому что как скажешь всю правду на такой общественный порыв? Против-то ветра… А впрочем, здесь дело и не в страхе только. А в том, что «бессмертный полк» сумел-таки пленить и самых последовательных критиков режима. У массовых акций есть такое свойство — захватывают… Память о войне нам нужна жизненно. Чтобы помнить, что мы можем быть сильными. Что мы можем побеждать зло.
Но такой памяти противилась, не слишком ее поощряла и советская пропаганда. Нынешняя же боится намного больше. А в своих приемах она куда искуснее пропаганды советской. Вот и оказывается, что сегодня не столько важна память, сколько важна ВСЯ правда. Но, чтобы говорить ее всю, нужна такая доблесть, которую от обычного человека и требовать как-то неудобно. Уж слишком она опасная вещь — ВСЯ правда.