Ситуация представляется абсурдной. Идет война между Российской Федерацией и Украиной. РФ нападает, Украина защищается. Человек решает стать добровольцем, чтобы защитить свою страну, и попадает в плен. Ему выдвигают обвинение в убийстве. Однако на войне убийства совершаются повсеместно. Все, кто участвует в конфликте, становятся убийцами. Этот факт не меняет того, что человеческий закон обычно не считает солдата убийцей, поскольку убийство на войне санкционировано государством — источником этого закона. Но надчеловеческий закон рассматривает любое убийство как преступление и выносит соответствующие решения. Тем не менее, за убийства во время войны, как правило, не судят, кроме исключительных случаев. Война — это совместный акт массового убийства, а начать судить — значит привлечь к ответственности многих.
В случае с Надеждой Савченко выясняется, что она вообще не причастна к смерти журналистов. Это, в свою очередь, не меняет сути: солдаты не всегда различают, кого убивают, особенно когда противник не носит униформы и не имеет отличительных знаков. Начинается странная судебная процедура, имеющая две очевидные цели. Первая — ухудшить репутацию РФ в глазах мирового сообщества. Вторая — создать для Украины народного героя, масштаба, по меньшей мере, Зои Космодемьянской, а возможно, и большего: создать легенду, на которой будут расти будущие поколения. Оба этих стремления выглядят бессмысленными, если не сказать — антироссийскими. Один негатив без позитива. Какой в этом смысл?
Что выигрывает РФ от дела Савченко? Ответ очевиден — ничего. Однако определенные группы все же извлекают выгоду, демонстрируя свою «беспредельность» и «безбашенность». «Мы такие крутые», — такова их позиция. Действительно ли они таковы, или просто пытаются «на понт» взять своих геополитических партнеров — не столь важно. Имидж крутизны и нежелания считаться с приличиями они создают успешно. В то же время этот имидж становится и нашим бременем. Что они будут делать с этим имиджем, более-менее понятно — обналичивать его в политических торгах. Угрозы и провокации, которые мы наблюдаем, созданы не случайно — это поведение, способное принести определенные дивиденды.
Однако что мы будем делать с этим имиджем? Нам он зачем? Усилить страх при упоминании нашего имени? На самом деле, мы не только усиливаем страх, мы также взываем к презрению и отвращению. Я не согласен с тем, что это наш национальный интерес. Нам нужно вызывать любовь и восхищение. Страх, ненависть и презрение идут вразрез с нашими интересами. Если называть РФ «Россией», то это действительно может восприниматься как антироссийская деятельность.