О чем мы спорим? Европа или не Европа? Европейские ценности или не европейские? Импортные или отечественные? Такой разговор теряет смысл, если не назвать ценности конкретно. Какие именно – европейские? Первая, вторая, третья… А какие – русские? Первая, вторая, третья… И не размазанно – не просто говорить о семейных ценностях, а конкретно обозначать: такая-то семейная ценность, такая-то семейная ценность и так далее. Только так мы сможем понять, о чем мы действительно ругаемся. У нас семейная ценность – махать ремнем? Или у нас семейная ценность – любить? «Мой ребенок, я родил, захочу – с кашей съем» – это наша семейная ценность? Или «нужно любить родителей» – наша ценность?
Подвергая ценности такому анализу, мы обнаружим множество различий, как у нас, так и у них. Среди них будут как «хорошие», так и «плохие» ценности. И станет понятно, что не все ценности можно перенести в будущее. Тот факт, что «отцы наши так жили», вовсе не является поводом для того, чтобы и нам так же жить, тем более – нашим детям.
Однако, проводя такой анализ, мы найдем массу плохих ценностей и на Западе. Если грубо разделить западные ценности на прагматические и гуманистические, то среди прагматических, наряду с благосостоянием и хорошо организованным государством, мы увидим эгоизм (индивидуальный и групповой), а также иногда чрезмерное внимание к деньгам – зацикленность на материальной стороне жизни. Что касается гуманистических ценностей, то, вместе с индивидуальной свободой и уважением к личности, мы заметим и пренебрежение к духовному развитию.
С нашими, русскими, ценностями ситуация аналогична. Здесь также есть и хорошие ценности общения и духовного развития, и плохие – неуважение к личности, пофигизм и хамство, выдающее себя за «естественность».
Запретить потребителю целиком тот или иной набор ценностей, не отделяя хорошее от плохого, невозможно. Это касается как европейских, так и отечественных ценностей. Поэтому с «русскими европейцами» или с «европейским выбором» ничего не выйдет. Политики уже имели достаточно времени, чтобы в этом убедиться: выстроить идеологию будущего с недифференцированным мышлением невозможно. Но, похоже, они уподобляются жирафу по степени быстроты понимания, так и не желая осознать необходимость отделять мух от котлет.
Для того чтобы разделить одно от другого, нужно знать, чем они отличаются: чем определяется «котлетность» («хорошесть») и чем – «мушиность» («плохость»). Ответ на этот вопрос дает психология: хорошо то, что способствует развитию психики, а плохо – то, что препятствует. То, что поднимает душу и делает сознание шире, – хорошо. То, что упрощает и примитивизирует человека, – плохо.
Такие определения «хорошо» и «плохо» будут естественны для тех, кто способен понять суть. Вооружившись компасом, один конец которого указывает на «хорошо», а другой – на «плохо», мы сможем перестать хвататься друг за друга за лацканы в бесконечных спорах. Тогда у нас появится возможность заняться более значимым делом: отделением хорошего от плохого и созданием модели общественного устройства, в которой плохое не навязывается в нагрузку к хорошему. В настоящее время никто этим делом не занимается, полагая, что и так купят. Всё равно ведь больше нечего покупать, как когда-то рассуждали руководители советской торговли.