В информационном пространстве постоянно происходит одно и то же: вбрасывается слово, и оно начинает обрастать значениями, постепенно теряя свой изначальный смысл. Это, к примеру, случилось со словами «империя» и «имперскость». В советские времена эта тематика стала популярной среди оппозиционно настроенной интеллигенции в республиках: СССР рассматривался как империя (в последние годы существования страны под ярлыком «империя зла», навязанным Рейганом), а республики воспринимались как колонии, которым следовало бороться с колониальным гнетом. В настоящее время словосочетание «имперскость» стало ареной конфликта между ностальгирующими по величию прошлого и мечтающими о дележке страны на уютные швейцарии — в основном западниками, но и среди нацдемов все чаще. При этом подчас нет попыток задуматься о том, что такое империя и каковы были различные русские империи.
Можно услышать, например, мнение о том, что украинская евроинтеграция — это крах идеи русской имперскости. Начнем с определения слова «империя». В мировой истории этим словом обозначались самые разные государственные образования. Колониальные империи были лишь последними в длинной цепи. Универсализировать специфику колониальных империй с их метрополиями, продающими колониям свою высокую культуру в обмен на природные ресурсы, не представляется возможным. В истории было множество империй, устроенных совершенно иначе. Общее для всех империй заключается в объединении более-менее компактных этнических групп в рамках одного государства. Однако характер государства-империи и уровень его централизации варьировались в зависимости от конкретной империи.
Российская империя и, особенно, советская империя не были похожи на Британскую колониальную империю. У нас, например, что совершенно немыслимо для колониальной империи, некоторые «колонии» жили лучше своей «метрополии». Трудно представить себе австралийского аборигена в кресле главы Британской империи. Поэтому прямые аналогии, вроде заявления, что мир покончил с английским колониализмом и покончит с русским, можно рассматривать как эмоциональный выброс. Полиэтнические союзы существовали в истории на протяжении последних трех тысяч лет и, безусловно, останутся, хотя и изменят свою форму в будущем, становящемся все более связанным и глобальным.
Что касается судьбы «русской империи», то ситуация здесь более сложная. Русский народ, по своей сути, полиэтничен. Славяноязычные корни привнесли в него представителей различных этносов — славян, степняков, балтов, скандинавов, и этот процесс лишь усиливался со временем. Имперскость, как полиэтничность, является неотъемлемым атрибутом русских, так или иначе. Однако политическое господство одного этноса над другими никогда не было основой «русской имперскости». Например, великоросы никогда не господствовали над татарами, потому что сам этнос великоросов никогда не формировался как единый целостный. Утверждение обратного — это не подкрепленная эмпирически ошибка русских националистов.
Основой русской имперскости всегда служили совершенно иные вещи. Одной из них является различие культурного потенциала разных регионов империи, которое способствовало культурному развитию отстающих. Вторая основа менее очевидна, но именно она создавала то этническое единство, которое в мире именуют «русские», а мы сами не можем это осознать. Эта вторая основа — идея народа, программа жизни народа, более или менее ясно осознаваемая духовными лидерами и лишь смутно чувствующаяся остальными.
Сегодня мы наблюдаем культурную деградацию, которая лишила нас способности предложить что-либо значение не только соседям, но и самим себе. Утрата привлекательности неопровержимо свидетельствует о том, что никто больше не стремится к объединению с нами — наоборот, стремятся покинуть. Это не только сильный антиимперский фактор, но и мощный элемент разрушения России как единого государства.
Физиономия нашей элиты внушает тревогу, однако и наши собственные лица также вызывают отторжение. Евгений Ихлов, обсуждая конец русской имперскости, прав — от людей, какими мы стали, действительно хочется бежать. Но это лишь видимая сторона проблемы имперскости. Невидимая же состоит в том, что идея русского народа продолжает жить. О ней мечтают, ее обсуждают, ее продолжают искать. Она постоянно прорывается из коллективного подсознания в сознание, хотя и в искаженном виде, но ее легко распознать.
Это идея общего счастья, идея счастливого общества. Пока она остается живой, будет жива и идея имперскости. Не в смысле господства одного народа над другим, а как полиэтническое, в конечном итоге общемировое объединение, мега-государство любви и заботы. Эти слова, возможно, звучат сегодня как нонсенс, но они не могут не реализоваться в конечном итоге, как бы ни страшны были испытания, которые нам предстоят.