11 апреля во всем мире отмечается Международный День освобождения узников фашистских концлагерей. Этот день, безусловно, будет отмечен и в Израиле, который считает себя правопреемником всех евреев, погибших в Холокосте, и защитником прав и интересов тех, кому удалось выжить.
Это хорошая возможность обсудить важную проблему – отношение государства и общества в Израиле к узникам концлагерей и жертвам Холокоста. В своей юности, живя в СССР, я был убежден, что в Израиле узники концлагерей и люди, пережившие Холокост, окружены трепетом, вниманием и уважением. Как может быть иначе в стране, основание которой связано с трагедией, пережитой еврейским народом?
Однако с каждым годом фиксируя реальные факты в Израиле, я начал замечать несоответствия с той идеализированной картиной, которую создавал в своем сознании. Важно поговорить об этих несостыковках.
После Второй мировой войны в Палестину приехали десятки тысяч беженцев из Европы, переживших Катастрофу. С провозглашением государства Израиль в 1948 году этот поток усилился. И как всегда, ситуация была многослойной. С одной стороны, молодое и бедное государство приняло всех беженцев, численность которых значительно превышала количество евреев, уже обосновавшихся на Святой Земле. Это, безусловно, потребовало жертв как от страны, так и от её населения. Однако, с другой стороны, беженцы не всегда встречались с открытыми объятиями – многие израильтяне относились к ним с недоверием и даже презрением.
Это отношение коренилось в идеологических переменах, когда в практике сионизма набирала силу идея воспитания нового еврея – «гордого израильтянина», воина и землепашца, который должен был прийти на смену «галутному» еврею, сформировавшемуся за 2000 лет жизни в изгнании. Чтобы вытравить в новом поколении воспоминания о галутном рабстве, лидеры сионизма начали борьбу с традициями и культурой прошлого. Европейские евреи, пережившие Катастрофу, стали олицетворением этого самого галута.
К сожалению, часть «гордых израильтян» презирала выживших за то, что они без сопротивления шли на убой. Им даже дали презрительную кличку «мыло» — намек на то, что в нацистских концлагерях тела убитых использовались для производства гигиенического средства. Популярность приобрела концепция, что все узники концлагерей были либо капо, либо «эсэсовскими подстилками». В 50-60-е годы на слуху были так называемые «сталаги» – книги с порнографическим уклоном о жизни в концлагерях.
В 90-е годы я общался с людьми, приехавшими в Израиль в конце 40-х. Их детство и юность искалечены нацистами, и они с горечью вспоминали о том, как часть израильского общества относилась к пережившим Катастрофу.
В начале 50-х годов в Израиле произошел значимый момент, связанный с вопросом немецких репараций. Несмотря на тяжелую экономическую ситуацию, большинство израильтян протестовало против получения денег «за кровь» миллионов жертв. Однако прагматичный Бен-Гурион согласился на это предложение и добился его одобрения в Кнессете, даже несмотря на возмущение в обществе.
В 1953 году было подписано соглашение, в соответствии с которым Германия обязалась выплатить Израилю 830 миллионов долларов до 1965 года. Эта сумма была направлена на развитие экономики страны и помощь жертвам. Несмотря на это, непосредственно людям, пережившим Катастрофу, досталась лишь небольшая часть этих денег, но многие из них получили пожизненные пенсии.
Таким образом, цель оправдала средства. Однако стала очевидной «зона ограниченной нравственности», возникшая из-за этого компромисса. Невозможно предсказать, как бы складывалась история Израиля без немецких репараций, но я уверен, что это согласие стало «первородным грехом», негативно сказавшимся на последующих событиях и системе ценностей в обществе.
Выяснилось, что государство ограничило список лиц, имеющих право на получение помощи от репараций, только теми, кто прибыл в Израиль до 1953 года. Люди, приезжавшие позже, могли рассчитывать лишь на единоразовую компенсацию. В 90-е годы, когда в Израиль приехало около 150 тысяч евреев из бывшего СССР, адвокатские конторы предлагали свои услуги для получения этой помощи, зачастую за значительную долю от суммы.
Тем временем Германия продолжала перечислять средства на помощь пострадавшим, и, по-моему, этого хватило бы для обеспечения достойной жизни всем жителям Израиля, пережившим Катастрофу. Однако, как показало время, большая часть этих средств была недоступна тем, кому была предназначена. Вопросы о том, какую долю от поступивших средств действительно использовали для помощи нуждающимся, остаются открытыми.
Долгие годы эта тема оставалась табуированной в обществе. Лишь с середины 90-х годов информация начала просачиваться в СМИ, и стало ясно, что за молчанием накапливались злоупотребления как на государственном, так и на общественном уровне. Информация о праве на получение помощи до многих не доходила, а те, кто пытался ее получить, сталкивались с бюрократическими препятствиями. Чиновники часто ставили преграды тому, чтобы эта «неперспективная группа населения» могла воспользоваться своими правами.