Некоторое время назад я имел неосторожность опубликовать заметку о ЮКОСе, в которой выразил мнение, что если бы кто-то внятно объяснил, в чем именно обвиняют Михаила Ходорковского, то, возможно, мое отношение к «делу» изменилось бы. Добрые люди откликнулись и разъяснили ситуацию, но, к сожалению, я не нашел ничего приятного для ни одной из сторон. Однако за свои слова нужно отвечать, и теперь я готов поделиться своим пониманием обвинений в «хищении нефти», предъявленных руководству ЮКОСа.
Вся нефть, добываемая ЮКОСом, поступала от его дочерних компаний. ЮКОС приобретал эту нефть по ценам, значительно ниже рыночных, а затем экспортировал её по обычной рыночной стоимости. Основной канал сбыта проходил через «внутренние оффшоры», что стало основанием для обвинений в неуплате налогов на первом процессе. Можно было бы считать это обычной коммерческой практикой: купил дешевле – продал дороже. Но за этот выгодный бизнес кто-то расплачивался, а именно – миноритарные акционеры «дочерних компаний». К слову, ныне существует закон, запрещающий приобретение товаров по цене, отклоняющейся более чем на 20% от рыночной, однако в те далекие годы такой нормы не существовало.
Очевидно, что ЮКОС не выплачивал акционерам никаких дивидендов. Попросту говоря, компания использовала своих дочерних предприятий и их акционеров как могла. Здесь же стоит отметить несколько аспектов. Во-первых, в 1990-е годы почти никто не выплачивал дивиденды, включая государственные компании, такие как Газпром, и частные. Исключением был Абрамович с «Сибнефтью», который, возможно, начал это делать уже в нулевых. Во-вторых, ЮКОС контролировал более 50% акций во всех дочерних компаниях, что позволяло ему принимать любые решения, игнорируя миноритарных акционеров.
Кроме того, если уж компания не собиралась выплачивать дивиденды, логично было бы оставить прибыль у дочерних компаний, чтобы работать на увеличение их капитализации. Однако ЮКОС лишь собирал дань с «дочек». В-третьих, миноритарные акционеры, среди которых были как обычные граждане, так и более влиятельные лица, постоянно судились с ЮКОСом, но о каком-либо уголовном преследовании руководителей компании речь не шла. Насколько я понимаю, во-первых, формальные законы руководители ЮКОСа не нарушали, а во-вторых, правила бизнес-корректности, мягко говоря, нарушались. На тот момент репутация ЮКОСа была даже хуже, чем у других российских компаний, что и стало поводом для масштабных пиар-усилий в начале 2000-х годов.
Я понимаю, что мои наблюдения могут показаться наивными, и многие компетентные люди давно осведомлены о ситуации. Тем не менее, удивительно, что ни защита, ни обвинение не затрагивают столь простые вещи. Защита высмеивает несуразицы прокуроров, не объясняя суть обвинений, а обвинение, полагаясь на эмоциональные доводы, не представило ясной информации о сути дела. Такое поведение обеих сторон объяснимо: это ПОЭМА БЕЗ ГЕРОЯ, и всем хочется быть в роли героев.
Прокуратура, похоже, не права: доказать формальное нарушение законов, действовавших в 1990-е, ей не удалось. По крайней мере, обвинения на втором процессе выглядят так, как будто они были бы уместны для корпоративного разбирательства, а не уголовного суда. И тут «свидетели Ходорковского» могут резонно возразить: «А мы что говорили!» На мой взгляд, они говорят нечто иное. Я не слышал утверждений, что «да, мы обирали миноритарных акционеров, но формально законов не нарушали». У защиты, переходящей на защиту высокоморальных позиций, слишком высок пафос, а в свете обстоятельств дела все выглядит гораздо скромнее: «Не пойман – не вор. Не вор – отпустите». Осуждать человека, который не нарушил закон, значит совершать преступление самим. Но вся эта схема «честного изъятия денег у миноритариев» не вызывает восторга.
Также важно, что ни Ходорковский, ни Лебедев, ни другие руководители ЮКОСа не признают своей моральной ответственности перед миноритарными акционерами дочерних компаний. Вот такая «правда ЮКОСа». Это иллюстрирует известный тезис: «познание умножает… скепсис». Я не юрист и не экономист. Возможно, меня ввели в заблуждение, возможно, я не понял объяснений, и моя трактовка «дела ЮКОСа» неточна. Может быть, владельцы ЮКОСа действительно нарушали законы. А возможно, они даже не обирали миноритарных акционеров. Тем не менее, вывод для меня таков: «второе дело Ходорковского-Лебедева – приговор и обвинение – не соответствуют закону; моральная капитализация фигурантов дела не так велика, как нам пытаются внушить».
Тем не менее, мне хотелось бы услышать от адвокатов и прокуроров не только ругань или высокие слова, но и содержательное объяснение сути обвинения и ответы на него. Интересно, в чем на самом деле заключалась бизнес-стратегия ЮКОСа в отношении своих миноритарных акционеров. Возможно, тогда появятся не только «верующие в Ходорковского» и «верующие в Путина», но и те, кто хочет понять, во что именно люди слепо верят.
P.S. Предложение к комментаторам: постарайтесь заменить ругательства и личные оскорбления на аргументы. Я действительно хочу разобраться в сути дела, а не слышать очередные обвинения в адрес ФСБ или других «зловещих сил». У меня нет времени и сил изучать материалы дела, но если кто-то может внятно объяснить суть, это было бы интересно как мне, так и тем, кто читает комментарии. К сожалению, пока что я нашел лишь несколько скупых попыток объяснить суть вопроса, и они были так сильно перемешаны с неуместной бранью, что превратились в «скважинную логику» вместо разумного обсуждения.
Тем не менее, можно извлечь нечто полезное из вышесказанного. Основная идея состоит в том, что когда в 2000-е годы акции «дочек» ЮКОСа обменяли на акции самого ЮКОСа, это могло перекрыть все предыдущие убытки миноритарных акционеров. Так ли это? Каковы были условия обмена? Что говорили акционеры в тот период? Буду рад услышать мнения по этому поводу. Кроме того, один комментатор высказал мнение, что если прибыль от компании была обналичена через оффшор и это доказано (например, по иску миноритарного акционера), то это уголовное дело в любой стране мира. Неясно, зачем тогда вообще нужны оффшоры. Все «дочки» были объединены с ЮКОСом в 2000-2001 годах. Значит, обвинения в «ограблении дочек» должны касаться только 1990-х? Однако, кажется, обвинение все же говорит о 2000-х. Я задаю эти наивные вопросы в надежде, что среди специалистов найдутся адвокаты или прокуроры, готовые подробно ответить на недоумения обычного гражданина.