Спасение утопающих

Два летчика – Александр Марфицкий и Александр Журавлевич – совершили настоящий подвиг. Ценой своих жизней они спасли множество людей, которые могли бы погибнуть, если бы самолет рухнул на жилые дома. У них был выбор: спасти свои жизни, катапультировавшись, или пожертвовать собой ради других. Если бы они катапультировались, им ничего бы не сделали – разве что уволили бы из армии или, на крайний случай, привлекли бы к суду. В любом случае, они могли бы продолжать жить среди своих семей. Однако они выбрали путь, который считали правильным.

В этом поступке не было интриги: никто не виноват, и ничего нельзя изменить. Политика тут не при чем – летчики не занимались ею, тем более что они не являлись гражданами РФ. В этом проявляется что-то более глубокое – живое свидетельство того, что есть люди, готовые отдать свои жизни за других, даже за совершенно незнакомых людей. Именно поэтому эта история, как мне кажется, касается каждого из нас – мы, в конечном счете, тоже люди.

«Нам сочувствие дается, как нам дается благодать». О чем я и написал в своем блоге. Читая отзывы, замечаешь, как трудно дается простое, «бесплатное» сочувствие тем, кто отдал свои жизни. Благодать не дается! Сразу скажу: много написано хороших, нормальных и понимающих слов. Но есть и множество других комментариев. Легко сочувствовать «своим», выступая против «чужих». Это никак не связано с истинным сочувствием – это скорее завуалированная ненависть к тем «кто виноват», к врагам.

Врагами могут быть кто угодно – от американцев до либералов, от чиновников до евреев и русских националистов. Главное, чтобы были враги, виноватые. Они упорядочивают наш мир. Без них мы теряем ориентацию. «Мы» – это не просто фигура речи. Я таким же являюсь. Стараюсь бороться с этим, хотя, признаюсь, не всегда успешно. Но в чем-то, может быть, наше общество опускается на четвереньки не только здесь, но и во всем мире. В любом случае, мне это не безразлично. Я живу здесь. А то, что мы больны – это экспериментально доказанный факт.

Гордыня, злость, нежелание вылезти из умственной клетки, за прутьями которой находятся «они», «чужие», «враги». К сожалению, люди, провозглашающие ценности свободы и терпимости, страдают от этого не меньше тех, кто открыто выступает за насилие и национальную гордость. Человек религиозный сказал бы: «бесовщина». И действительно, личная обида возникает, когда сталкиваешься с принципиально другими людьми и другими поступками. В ответ идут отговорки…

Летчики «всего лишь следовали уставу». Да, они герои, но таких много. Да, они не катапультировались, потому что не успели. Не может быть тут самопожертвования – возможно, техника не сработала. Не катапультировались. И вообще, это их долг, долг военных. Да что там «долг» – они просто не сообразили, и все тут. Ребята, вы что, психи?! Почему вы так упорно сопротивляетесь признанию чужого бескорыстия и самоотверженности? Обороняетесь, как российская власть отстаивает пакт Гитлера-Сталина.

Ладно, у них там свои расчеты, но у вас-то что? Разве кто-то обвиняет вас? Почему чужое благородство вызывает обиду? Почему оно не радует? Что за зависть, даже к чужой смерти? Не все такие, конечно – этого хватит, чтобы считать, что хороших и нормальных людей больше, чем «плохих» или, может быть, «больных». Но их становится слишком много, гораздо больше необходимого, чтобы общество стало больным. Критическая масса явно превышена. И некие «вирусы гнили» присутствуют почти у всех.

Нет, не у всех. Но, ох, как у многих… Во мне это есть. Мне легче критиковать, чем хвалить, легче искать грязь, чем свет. Легче считать себя безусловно правым, чем задуматься. Я борюсь с собой, но с переменным успехом. Однако, когда видишь таких людей, как эти летчики, невольно делаешь хоть маленький шаг вперед. Признаешься себе – так тоже бывает. Такие люди существуют. Значит, ты тоже человек. Значит, в тебе есть что-то от них. Даже если это всего лишь молекула. Найди ее внутри себя.

А что-то, конечно, сопротивляется. Болезнь – это действительно «бесовщина». Бесовщина – это не «бесы» с хвостами. Это омертвление души. А мертвая душа может не болеть, но как-то корежится внутри. Вам показывают – люди умирают за незнакомых вас, за своих братьев. А вы отвечаете: «не верим!». Вы ищете причины, разбирая уставы и оборудование, лишь бы не говорить о страшном – о том, что мы связаны между собой, что есть те, кто готов жертвовать собой ради нас. Они жертвуют, а мы шарахаемся в стороны, стремясь избежать слов – «братство», «бескорыстие», «доброта».

«К чему это все?» – спрашивают. «Его, наверное, купили!» «Он старается манипулировать русским сердцем!» «Он пытается откреститься от либералов!» «Он боится писать о Путине!» «Он не знает, о чем писать!» «Какой он моральный авторитет!» Ребята, я пишу о том, что меня волнует. Меня волнует чужое благородство – и я пытаюсь передать это чувство удивления и восхищения, заразить им вас. Меня беспокоит злоба – ваша и моя. Злоба, которую мы вдыхаем и выдыхаем. Это не всегда злоба, это может быть и раздражение, нетерпимость, душевная тупость… Да, нас отравляют этим – сознательно и расчетливо – злодеи на телевидении и не только там. Но поле агрессии так сильно, что нужны огромные усилия, чтобы хоть немного расслабить эту заряженную атмосферу.

«Спасите наши души, мы гибнем от удушья. Спасите наши души – идите к нам!» А когда к нам идут – мы закрываем двери, чтобы не впустить. Не впустить к себе здравый смысл, а еще опаснее его – «позорное чувство доброты и братства к чужим людям». Спасение утопающих в злобе и лжи – дело рук самих утопающих. Но если мы не видим света – куда же мы можем выплыть?

Оцените статью
( Пока оценок нет )
Ритм Москвы