Сегодня исполняется 60 лет одному из самых известных журналистов России, главному редактору «Эха Москвы» Алексею Венедиктову. В последнее время деятельность как самой радиостанции, так и её руководителя часто обсуждалась в контексте скандалов, которые не были ему характерны. История «Эха» и его главреда полна сложностей и любопытных деталей, но иногда кажется, что это уходит на второй план из-за сиюминутных новостных поводов.
Накануне юбилея шеф-редактор «Йода» Александр Белановский встретился с Алексеем Венедиктовым, чтобы обсудить важные темы — врагов, предателей, друзей, жизненные принципы и имидж, а также о «Эхе Москвы».
— Я знаком с вами уже много лет, но, честно говоря, не знаю, кто вы…
— И не узнаешь! — отвечает Венедиктов с улыбкой.
— Можно формально подойти к этому: вы — медиаменеджер, журналист, учитель истории. Но как вы сами себя определяете? Венедиктов в 2015 году — это кто?
— Я живу в потоке, и никогда не занимаюсь тем, чтобы себя кодифицировать. Я и людей не люблю кодифицировать, потому что чем старше ты становишься, тем лучше понимаешь, насколько они сложны. Поэтому Алексей Венедиктов — это тот, кого ты воспринимаешь как Алексея Венедиктова. Разные люди видят во мне разные грани. В каждый следующий момент я могу принять решение, о котором не думал 5 минут назад.
— Но хоть какой-то взгляд на себя у вас наверняка есть?
— Нет, у меня нет целостного взгляда на себя. Я знаю, что правильно, а что неправильно для меня, но никакой определённости не имею. Я не заморачиваюсь с этим, зачем? Чтобы на стенку написать? На могильном камне другие напишут.
— Вы всегда так думали?
— Нет, не всегда. В молодости ты стремишься к какому-то идеальному образу и пытаешься подстроиться под него. Например, я хотел быть космонавтом или Aрамисом. Но, начиная работать, понимаешь, что ты уникален.
— Какой был у вас образ в молодости?
— Я сначала хотел быть Атосом, а потом переквалифицировался в Арамиса.
— Вы были учителем истории 20 лет, а главредом — уже 18 лет. Это сопоставимые сроки. Можно сказать, что работа учителем была подготовительным этапом к вашему расцвету на «Эхе»?
— Всё — подготовительный этап. Никогда не знаешь, где настоящий расцвет. Я точно понимал, что находился в периоде расцвета, когда мои ученики начали выигрывать олимпиады по истории. Я считаю, что на «Эхе» — мой период расцвета, и следующий этап тоже будет таковым.
— Почему вы считаете себя одним из лучших интервьюеров?
— Потому что, как учитель, я знал, как задавать вопросы. Я работал почтальоном и научился массово потреблять информацию. Это большая школа, которая научила меня быстро вычленять главное.
— Вы не считали свои занятия делом жизни?
— Я не помню, чтобы когда-либо считал, что у меня есть миссия. Я живу для себя, своих друзей и слушателей. Это дело жизни подводят остальные, когда я уйду.
— У вас есть ощущение, что вы в последние годы стали акцентировать внимание на атрибутах молодого сорванца?
— Ничего не атрибутирую, просто возможностей стало больше. Я стал более публичным, как главный редактор. «Эхо» — это жемчужина в короне российских СМИ, и я должен быть услышанным.
— Когда вы говорите о последних трех годах, как вы интерпретируете свою публичную активность?
— Мы находимся в серьезном кризисе. Власть закручивает гайки, и я применяю дополнительные усилия, чтобы быть услышанным и увиденным.
— То есть до этого такой ситуации не было?
— Она была меньше. Возвращаясь к 2011 году, нужно напомнить, что меня тогда уволили. В ситуации до 2011 года можно было понизить голос и не делать столь широкие жесты.
— Вы сказали, что всё естественно, а с другой стороны — намеренно. Это как?
— Когда вы что-то делаете намеренно, вас к этому подводит естественный ход событий. Публичный образ не может быть полностью естественным.
— То есть ваш образ не вполне естественен? Вы не настоящий в публичном пространстве?
— В публичном пространстве ты должен производить впечатление. Это требует усилий, и я не вполне настоящий, как и любой умный человек.