Сложно найти занятие более привычное и приятное для русской интеллигенции, чем испытывать мучительное чувство жалости и сострадания к себе. К своей тяжелой исторической доле и собственному бессилию. Ничто не могло быть лучше, чем вечером потихоньку слушать «вражьи голоса», а утром с чувством выполненного долга идти на работу и покорно голосовать на партийных собраниях за очередные решения. В курилках обсуждать безумства власти, а в положенные дни выходить на обязательные демонстрации. Эта показная покорность часто компенсировалась хорошо законспирированной смелостью. А если стало совсем трудно, можно было оправдаться тотальным незнанием происходящего, своей высокой профессиональной ценностью или даже декадентским состоянием души.
Обобщая, стоит отметить, что к счастью, среди русской интеллигенции всегда были люди целеустремленные, мужественные и честные, хотя они и оставались в удручающем меньшинстве. Большинство же удовлетворялось состоянием раздвоенного сознания: быть искренним дома и лояльным в обществе. Этот феномен, возможно, является национальной чертой или следствием культурного дефекта. Он жив и по сей день.
Двадцать пять лет назад, когда в России победил призрак демократии и исчезли политзаключенные, «Мемориал» задумал возвести памятник жертвам политических репрессий в Москве. Идея была отличной и своевременной, но собрать средства в то нищее время оказалось сложно. Власть смотрела на проект с недовольством; такой памятник был ей не нужен, напоминал о ее недавнем партийном и чекистском прошлом.
Несмотря на продолжительные попытки, «Мемориал» не добился успеха. Тем не менее, идея не умерла и ждала своей оттепели, которая пришла не сама собой, а через желание власти воспользоваться сочувствием к жертвам репрессий для поднятия своего имиджа, который обрушился в последние годы. Власти важно было заявить, что политические репрессии – это исключительно сталинская эпоха.
Когда власть громогласно осуждает репрессии, она получает свой пропагандистский навар. Такой подход создает иллюзию, что, если власти так активно осуждают репрессии прошлого, то сегодня их быть не может. И вот, между правозащитниками и властью возник консенсус: возведем памятник вместе!
«Мемориал» извлекает из архивов пожелтевшие проекты, а Президент подписывает указ о возведении памятника жертвам политических репрессий. Скульптор Георгий Франгулян создает проект, а памятник планируется установить в Москве на пересечении проспекта Сахарова и Садового кольца с сметной стоимостью 460 миллионов рублей. Государство выделяет 300 миллионов, а добровольные пожертвования составляют 45 миллионов. Вопрос – где взять оставшиеся 115 миллионов – остается открыт. Власть может легко «распотрошить» бизнес для этих нужд, ведь ей важно показать обществу, что жертвы политических репрессий достойны памятника.
Тем не менее, в стране по-прежнему находятся десятки, если не сотни, политзаключенных. Их число варьируется в различных списках, и они лишены свободы по абсурдным обвинениям. Украинцы, Крымские татары, блогеры и свидетели Иеговы – все они сидят за свою веру, протест или критику власти. Каждому необходимо общественное внимание, моральная поддержка и адвокаты, однако этого так часто не хватает.
Правозащитники и прогрессивные деятели культуры из последних сил пытаются собрать недостающие миллионы на строительство памятника. Режиссер Павел Лунгин отмечает, что жалко, что сбор пожертвований пока не стал общенародным движением. Тем не менее, этот тест, возможно, только для них, ведь многие люди понимают, как их обкрадывает государство, и не хотят поддерживать проект, ведущийся при его участии.
Руководитель «Фонда памяти» говорит о переговорах с крупными корпорациями, которые строили ГУЛАГ. Получается, раньше строили ГУЛАГ, теперь – памятник ГУЛАГу. В этом контексте становится ясным, что деньги «не пахнут», и вот «Норникель» становится одним из партнеров проекта.
Самый основной вопрос остается открытым: как поддерживают этот проект люди талантливые и не конъюнктурные? Их ли не волнует лицемерие происходящего? На открытие памятника, по всей вероятности, придут не только поддерживающие власти, но и те, кто не ищет её благосклонности.
Многие будут считать 30 октября Днем памяти жертв политических репрессий, но на самом деле это День политзаключенного, установленный в 1974 году. В этот день мы поддерживали голодовки политзаключенных в лагерях. В 1991 году новая российская власть решила переназначить этот день, и власти тихо радовались своей предусмотрительности.
Люди будут приходить на открытие памятника, чтобы скорбеть об умерших, а не беспокоиться о живых. Власть хочет, чтобы этот день превратился в день поминовения, а не солидарности. Если на церемонии кто-то и упомянет о том, что происходит с политзаключенными, это будет тихий шепот на фоне восторга, с которым средства массовой пропаганды растиражируют этот момент как «торжество исторической справедливости».
Правильнее было бы проводить акции протеста в этот же день, чтобы напомнить о живых жертвах. Я не знаю, появится ли на открытии Путин, но его присутствие лишь подчеркнет абсурдность происходящего. Возможно, даже сыграют гимн России, под который миллионы поднимались на труд в ГУЛАГе.
Памятник жертвам политических репрессий должен быть установлен в Москве, но его следует открыть только тогда, когда не останется ни одного политзаключенного. Один политзаключенный – это слишком много для страны. Это моя точка зрения, и многие разделяют её.
На 30 октября запланировано открытое обращение бывших политзаключенных с именами авторитетных людей, которые также были жертвами репрессий. Если вас ничто не убедило, пойдите на открытие памятника, пролейте слезу по погибшим и помолчите о нынешних жертвах. Поддержите миф о том, что политзаключенные существуют только в прошлом, а не в настоящем.