Инаугурация или амПутинация
Любимый дерзкий шут и бытоописатель национального альфа-стерха давно отшлифовал нехитрую стилистику, проложившую ему путь как к сердцу властителя, так и к сердцам рядовых читателей. Я бы назвал ее «раскованным холуйством» за отсутствием более точного термина. В этом высоком искусстве ему нет равных, а его последний шедевр так совершенен, что заслуживает воспроизведения почти полностью. Его можно поставить наряду с гениальным «Сном Ксении Собчак», тем более что художественные и психологические приемы мастера повторяются в обоих случаях. Это станет замечательным прологом к разговору о развернувшейся в нашей стране борьбе с коррупцией:
«И вот отставка Анатолия Сердюкова поразила меня. Владимир Путин сделал то, что должен был. Может быть, полгода назад и год назад не сделал бы. А теперь он сделал это. Один мой товарищ сказал: «Это его настоящая инаугурация». Это, похоже, так и есть. Он устроил ее себе сам. Перешагнул через что-то в себе, через что давно должен был перешагнуть. Это то, что он сломал в себе. Вопрос о том, что надо же с кого-то начинать, в этой ситуации не праздный. Путин сказал все, что думал по этому поводу, в глаза Сердюкову. В этот момент появился Путин 2.0, и состоялась его внутренняя инаугурация на пост президента России».
Как мастерски в стилистике раскованного холуйства передана автором диалектика мятущейся души хозяина и ощущение леденящего холода одиночества на вершине власти. Какое же слово Он сказал в глаза Сердюкову? — Нехорошо воровать, Толян. Представляю, как эта глыба посмотрела на тщедушного Вована, и главное, что она при этом подумала.
* * *
Слово коррупция, о решительной борьбе с которой так торжествующе говорит вся пропагандистская машина власти, вообще не из нашей жизни, во всяком случае, не из жизни нашей высшей «элиты». Суть путинской системы заключается в полном слиянии денег и власти на персональном уровне, когда термин «коррупция» становится неадекватным для описания происходящих явлений. Классическая коррупция требует наличия двух контрагентов — бизнесмена и чиновника, которому бизнесмен дает взятки. В нынешних российских реалиях этого дуализма нет. А и В слились в одно лицо властесобственника.
Члены организации, возглавляемой Сердюковым, никому не давали взяток и ни у кого их не брали. Они сами занимали высокие государственные посты и принимали решения в пользу своих бизнесов, которые контролировали сами или через своих ближайших родственников. Когда в 2005 году Путин заплатил Абрамовичу 13,7 миллиарда за «Сибнефть», они тоже не давали друг другу взяток. Они просто формировали один из зарубежных общаков своего совместного предприятия ЗАО «Российская Федерация». И Тимченко не дает взяток Путину за то, что ему доверено экспортировать львиную долю российской нефти.
Невольно всплывает в памяти чеканная формула главного советского обвинителя на Нюрнбергском процессе: «Преступники, завладевшие целым государством и само государство сделавшие орудием своих преступлений». Триада жизненных установок всей российской правящей верхушки — украсть, передать по наследству, легитимизировать на Западе. Ведущаяся на телевизионных экранах «борьба с коррупцией» уже на терминологическом уровне является смещением фокуса с центральной проблемы — демонтажа преступной системы властесобственности.
Перешагнувший через что-то в себе Путин не может запретить системе, которую его поставили охранять в 1999 году, дышать на три такта: украсть, передать, отмыть. Он даже Сердюкова не может, как Авраам Исаака, дорезать на алтаре своей внутренней инаугурации. Рука предательски дрожит, и тяжелый недобрый взгляд Толяна на их последней встрече почему-то останавливает его. Он знает, что таких Толянов по всей Руси миллиона два, и все они давно уже смотрят на него таким же немигающим взглядом, с самого начала сентября, когда он впервые заикнулся о переносе зарубежных активов в Россию.
А как же Сталин в 37-ом или Мао в 67-ом, спросите вы? Смогли же они зачистить свою политическую «элиту». Смогли, но за этими суперсерийными убийцами стояли не только силовые структуры, но и Большой Идеологический проект, в который верили десятки миллионов жертв-палачей. Палачи радостно уничтожали назначенных врагов идеологии, чтобы, наконец, выкрикнуть в последний миг: «Да здравствует товарищ Сталин! (Мао!)». Машина репрессий работала безотказно в автоматическом режиме.
А под каким соусом Путин будет зачищать пару миллионов своих больших и средних сердюковых, о которых он все знал, но боялся спугнуть столько лет? Как воров? Но десятки тысяч людей скандируют на маршах оппозиции слоган «Путин — вор». Социологические исследования показывают, что даже люди, голосовавшие за Путина, разделяют этот тезис. Конечно, может быть, все это неправда, и самая выдающаяся посредственность нашей клептократии чиста как ангел, но какое это теперь имеет значение. Perception is much more important than reality.
Многие еще готовы терпеть Путина. Но очень мало кто готов убивать за него. И уж совсем никто не готов умирать за Путина. Любая серьезная попытка превратить сердюкоприношение в норму немедленно переведет систему в финальную фазу стерхоприношения. Морозная свежесть 37-го, не приходя в сознание, перейдет в мартовскую слякоть 53-го. Вы же видите, Михал Иваныч спит, положите его на кушетку… Золотов, машину!
