Читатели попросили прокомментировать валдайскую встречу президента Путина с «ведущими политологами мира». Содержательно стратегию 4-й мировой гибридной войны Русского мира с англо-саксонским миром, объявленную Путиным в его Валдайско-Мюнхенско-Фултонской речи, я уже затрагивал в предыдущей статье. Хотел бы акцентировать внимание на одном значительном прогнозе, озвученном лидером встречи: «Уже сегодня резко возросла вероятность целой череды острых конфликтов, если не с прямым, то с косвенным участием крупных держав. При этом факторами риска становятся не только традиционные межгосударственные противоречия, но и внутренняя нестабильность отдельных стран, особенно если речь идет о государствах на стыке геополитических интересов крупных держав или на границе культурно-исторических, экономических и цивилизационных материков. Украина, о которой наверняка много говорили и будем говорить ещё, — один из примеров таких конфликтов».
Хотя формулировка сложновата, не стоит забывать, что на пересечении путинских геополитических интересов и цивилизационных материков находятся не только Украина, но и те страны, столицы которых он собирался посетить за два дня. Что касается атмосферы, стилистики и технологии встречи, они не изменились не только за последние 8, но и за последние 77 лет. Для сравнения можно обратиться к моей зарисовке 2006 года.
Название книги немецкого писателя Лиона Фейхтвангера «Москва 1937» стало синонимом слепоты, сознательной или невольной, левой западной интеллигенции. Фейхтвангер не был откровенным самодовольным мерзавцем, как Бернард Шоу, который, опровергая «домыслы» буржуазной прессы о голоде в Советском Союзе во времена коллективизации, заявлял, что никогда не питался так хорошо, как во время визита в СССР. У него была другая роль в системе советской пропаганды. Фейхтвангера, говоря языком спецслужб, использовали втемную. Этим занималась высшая из всех дьявольских спецслужб — лично Иосиф Виссарионович Сталин.
Фейхтвангер приехал с некоторыми сомнениями и начал с дерзкого вопроса: «А вас самого не раздражают тысячи портретов человека с усами?» Хозяин мягко улыбнулся и ответил, что, конечно, мы, господин писатель, интеллигентные люди, понимаем всю нелепость этого идолопоклонства, но должны быть великодушными, считаясь со вкусами моих подданных, большинство из которых – вчерашние крестьяне. Выдающийся интеллектуал был настолько покорён доверительной интонацией великого человека, что поверил во всё, что кураторы сочли возможным на следующий день вывести его на «открытый» процесс врагов народа. Оттуда он поведал городу и миру, как убедительно и искренне обвиняемые разоблачали свои чудовищные преступления.
Прошло почти семьдесят лет, и новый коллективный Фейхтвангер — ведущие западные политологи – вновь встретились с новым хозяином Кремля. Патриарх советологии и постсоветологии Маршалл Голдман дерзновенно спросил у Владимира Владимировича, не кажутся ли ему нелепыми и контрпродуктивными основные пропагандистские идеологемы режима последних двух лет — «великая энергетическая держава» и «суверенная демократия». Да, профессор, охотно согласился Путин. Мы, как образованные люди, прекрасно понимаем абсурдность понятия «суверенная демократия». Суверенность касается внешнеполитической сферы, а демократия — внутриполитической. Но у меня нет других политологов кроме этих, дорогой профессор. Я не могу запретить им высказывать свои мнения.
Публично сливая в сортир своих павловских, марковых, леонтьевых и пушковых, хозяин настолько очаровал аудиторию, что вся она трепетно выстроилась в очередь за его автографом на меню роскошного обеда (карпаччо, лангусты, лазанья, аффогато). Теперь целый год, до следующего обеда в Голицыне — 2007, они будут рассказывать об одиноком либерале в Кремле, окруженном ужасными чекистами и бездарными политологами. Не забывая при этом предостерегать, что любая критика Путина на Западе будет лишь способствовать укреплению позиций чудовищных чекистов и подрывать позиции августейшего либерала.
Виртуоз вербовки, почувствовав вдохновение, назначил сидящего по правую руку Николая Злобина Главным Фейхтвангером и за десертом, уже без микрофона, интимно доверительно поделился философским шедевром о морали и политике. «Я всего лишь одинокий монах, бредущий под дождем с дырявым зонтиком», — как-то сказал Мао Цзэдун какому-то западному фейхтвангеру. «Я вообще не политик», — вдохновенно шептал Путин Злобину. — «Я считаю себя просто гражданином, ставшим президентом. Мне нелегко работать с политиками. У нас разный менталитет. Решения, которые я принимаю, основываются на моральном чувстве правоты, а не на том, как это отразится на карьере или сторонниках. Для меня политическая карьера никогда не была самоцелью».
Этот спонтанный поток сознания был, как и предполагалось, размножен на следующий день миллионными тиражами. Вопрос, который чаще всего задавали Злобину, был таков: привел ли собеседник примеры решений, где ему приходилось выбирать между моральной правотой и политической целесообразностью? Увы, нет. А между тем один такой трагический пример у всех на памяти. Это было 3 сентября 2004 года. Власть стояла перед выбором: довести до конца сценарий с приглашением Масхадова в Беслан, что могло спасти детей, но несло политические издержки, или штурмовать школу, обречив детей на гибель, демонстрируя свою непреклонность в борьбе с международным терроризмом. Ту самую непреклонность, которой на следующий день будут аплодировать лучшие публицисты России. Власть свой выбор сделала. И будет ли это решение личным выбором верховного главнокомандующего или результатом действий услужливых подчиненных, на страшном суде значения иметь не будет. Лучше бы он жевал аффогато, чем кокетничал с независимым американским мыслителем по вызову Николасом Злобиным.