Национальная катастрофа, переживаемая Россией, усугубляется полным параличом воли как политического класса, так и общества в целом. Это не физический страх массовых репрессий или расправ. Все это обязательно придет позже, если паралич будет продолжаться. На Северном Кавказе это уже произошло. Однако в остальной России откровенно тоталитарные практики применяются пока точечно и избирательно. В то же время интернет остается пространством, где царит полная свобода слова.
Теоретически еще не поздно отойти от края пропасти. Многое для понимания состояния общества, в котором мы живем, можно узнать из двух докладов, представленных вполне лояльными власти структурами. Первый — доклад правительственного Центра стратегических разработок, который был подготовлен в марте 2012 года. Работая с фокус-группами граждан, голосовавших за Путина, авторы с удивлением обнаружили, что многие из них весьма критично относятся к пожизненному президенту. Когда им задавали вопрос: «Почему же вы все-таки за него голосовали?», они получали стандартные ответы: «А за кого же еще, не за Зюганова или Жириновского?» и «А не приведет ли уход Путина к хаосу и распаду государства?» Оказывается, не симпатии к власти, а страх перед неизвестностью, перед прыжком в бездну хаоса и безвластия удерживает миллионы потенциальных сторонников оппозиции от перехода на ее сторону по всей стране.
Не ОМОНы и не зомбоящики защищают сегодня обанкротившуюся и опостылевшую клептократию. Ее последняя и самая эффективная линия обороны в сознании людей – экзистенциальный русский вопрос: «А что потом?» А не соскользнет ли Россия в распад, как это происходило в 1917 и 1991 годах? Кто и как обеспечит преемственность власти в переходный период от ухода узурпатора до выборов легитимных органов власти? Так называемая безальтернативность сегодняшнего Путина является разрушительной как для власти, так и для общества в целом. Вся политическая конструкция России подвешена не на чекистском крюке, а на тонкой ниточке зомби-мифа. Путинский миф исчерпан, и запас архетипов национального подсознания на самом деле невелик. Из него невозможно извлечь вместо плохого царя Путина хорошего царя Навального, который посадит в тюрьму плохого Ротенберга. Нам необходимо решиться на ликвидацию института царя как в общественном сознании, так и в конституционном устройстве. В этом смысле Путин действительно стал «Нашим Всем», от чего нужно избавляться. Это последний русский зомби-миф, бессмысленный и беспощадный, но вполне объяснимый в контексте нашего исторического опыта страха перед прыжком в неизвестность, охватывающего значительную часть общества.
Теперь немного подробнее о нашей политической «элите». Здесь ценным свидетельством ее настроений и намерений является второй документ — аналитический доклад «Власть – элиты – общество: Контуры нового общественного договора», представленный Комитетом Гражданских инициатив. Этот документ также затрагивает тему страха, но с другой стороны. Элитарный страх касается не столько судьбы российского государства, сколько судеб российских элит, дерзко вознесшихся на вершины пирамиды Форбса. «У элит могут быть серьезные претензии и недовольства, однако их преодолевает страх перед всеми, кто не «вписан в пирамиду», — от периферийных элитных групп до массовых слоев общества, испытывающих обездоленность. Путин рассматривается элитами как политическое прикрытие, без которого нынешнему режиму просто не на чем держаться.
В докладе намечаются контуры общественного договора, где лояльность элит гарантирована тем, что при этой власти для большинства элитных групп многое, конечно, плохо, но не все и не совсем, а кое-что даже хорошо. Даже критически настроенная часть элиты, прежде всего либеральная, остается лояльной власти именно в надежде на то, что преемник, выбранный президентом, будет выходцем из их либеральной группы. Бежать с петлей страха на шее за этой вожделенной морковкой своего преемника, лояльные элиты, отягощенные золотыми обозами, готовы даже до 2018 года и аж до 2024 года, как об этом простодушно поведал Алексей Леонидович Кудрин, а за ним дружно следуют и другие столпы «либеральной» мысли: «Мы даже не стайеры. Мы с вами — марафонцы. А дистанция только началась.»
И, наконец, третий круг страха: страх диктатора потерять власть. Это комплекс Мубарака и Кадаффи. Он оказался на той ледяной вершине власти, где чувствует себя неуютно, как разведчик, утерявший связь с Центром. Всегда, и в университете, и в Высшей школе КГБ сдававший на отлично экзамены по научному атеизму, он становится набожным и пытается публично рассуждать на богословские темы. Он старается чаще встречаться с иерархами церкви, возможно, подсознательно надеясь восстановить утерянную связь с Центром. Но иерархи ничем не могут ему помочь, так как сами испытывают генетический страх перед ним. Слишком он узнаваем. Именно такие вежливые, с холодными рыбьими глазами майоры и подполковники «курировали» этих арамисов с первых шагов их духовной карьеры. Возвратясь в Кремль, он вспоминает Макбета: «По мне все средства хороши отныне, я так уже увяз в кровавой тине, что легче будет мне вперед шагать, чем по трясине возвращаться вспять.»
