Не сказать, что у нас за окном взошло солнце, но чернота постепенно сменяется серым, так что конец света, похоже, придется отложить. Я надеялась на отдых, но последние три дня провела в Уфе, погруженная в длинные тренинги. Из-за опоздания самолета мой график сна пошел вразнос, и сил хватало лишь на полчаса к вечеру, чтобы просмотреть новости и исправить свои недоработки. Прошу прощения, что не отвечала на письма и звонки — теперь я снова на связи.
Группу, с которой я работала, составили более 30 человек, в основном психологи, работающие с приемными семьями и занимающиеся профилактикой сиротства. Кто-то из них в этой сфере один год, кто-то два, а кто-то — и больше. Люди все хорошие, мотивированные и много чего уже понимающие. На второй день я спросила коллег, кто следит за ситуацией с запретом на усыновление детей американцами. В ответ поднялось пять или шесть рук. Интересно, что когда я задала вопрос о том, у кого есть свое мнение по этому поводу, высказался лишь один человек.
В Уфе ситуация с семейным устройством выглядит относительно неплохо, возможно, поэтому тема международного усыновления не кажется актуальной. Здесь когда-то располагался один из мощных патронатных центров, и это один из немногих регионов, который сохранил патронат, несмотря на усилия Лаховой и других. Интересно, что в детском доме, который когда-то возглавляла Лена Макушина, было 400 детей, а сейчас осталось всего 30 подростков, и многие из них с серьезными трудностями. Лена сейчас является госчиновником. Вчера, провожая меня в аэропорт, она решала вопрос с отказом от новорожденного, общалась по телефону с молодой мамой — тоже выпускницей детдома, которая не знала, куда обратиться. Лена старалась помочь ей с жильем и учебой: «Послушай, успокойся. Мы все решим…»
Пятница, поздний вечер, у Лены начинается отпуск. Участники семинара делились своими переживаниями о том, как сложно работать в этой сфере. Они чувствовали себя брошенными и ничему не обученными (наш курс был для них первым, а работают они уже два года). Многие жаловались, что большая часть рабочего времени уходит на документы и отчеты, в то время как времени на настоящую работу с людьми остается все меньше. Особенно запомнилась история о закрытии дневного приюта в социально неблагополучном районе из-за того, что ведомства не смогли решить, на основании какой статьи провести финансирование для питания детей. Речь шла о простом супе с котлетами для нескольких десятков ребят, которых можно было бы оставить вне детского дома и не оставить голодными.
Говоря о проблемах, участники семинара напоминали, что это все похоже на погоду: «Вот мороз на улице. Что поделать? Может, через неделю потеплеет. Или через две.» Постоянный лейтмотив — «а что мы можем сделать?» и «что от нас зависит?» Отсутствие контроля и инициативы видится как главная проблема. Виктимность — большая проблема этой страны, а не дураки и дороги. Разлитая виктимность делает ситуацию такой, что воры становятся кровопийцами. Все обсуждения последних дней пронизаны этим чувством. «Американцы нас всегда не любили, они нас в грош не ставят и нашего ребенка им замучить — только в радость.» «Американцы — спасение для наших детей, мы сами ничего не можем», — такие мысли звучали в разговоре.
Все гадают о том, какой будет асимметричный ответ на действия США, и действительно, здесь целевая аудитория — это не американцы. Они в этой ситуации не при чем. Можно увидеть некое противостояние, но главное сообщение направлено к «дорогим россиянам». Путин, очевидно, сам находится в позиции виктимности, потому он говорит на этом языке, и его символика понятна. «Будете выступать? Возьмем заложников.» «Позовете на помощь полицейского? Убьем заложников.» Это все работает на уровне идей и ненависти.
Виктимность может постепенно изживаться, но, увы, у нас это не тот вариант. Спусковым крючком может стать что угодно, и, судя по обсуждениям, для многих таким триггером стал Закон подлости. Кто-то впервые узнал о существовании Лаховой. Для других этот вопрос менее актуален, но для всех нас остается открытым. Как бы там ни было, ситуация требует действий. Но стоит понимать, что отвечать на клевету американских усыновителей клеветой на наших — неправильно.
Первое: недопустимо утверждать, что в семьях российских усыновителей за это время погибло больше детей, чем в американских. Это не соответствует действительности. Дети умирают и погибают по многим причинам, но случаи, когда это происходит от рук усыновителей, крайне редки. Как правило, такие трагедии связаны с преступной халатностью, как в случае с Димой Яковлевым. Их единицы, и статистика по этому поводу отсутствует.
Второе: сравнивать данные о количестве усыновлений в США и России некорректно. В России усыновление — это лишь небольшая часть всего процесса семейного устройства. Гораздо больше детей получают опеку или попадают в приемные семьи. Именно наши граждане взяли детей из того уфимского детдома, где когда-то было 400 сирот. Так что дело не в том, что наши граждане «не хотят» усыновлять — это скорее вопрос недостаточности.
Третье: не стоит утверждать, что «американцы берут больных детей, а наши не берут». Это тоже не правда. Наши усыновители принимают в том числе и детей с тяжелыми заболеваниями, и не все американцы готовы брать больных. Да, в США условия для ребёнка-инвалида лучше, и его родителям проще обеспечивать необходимую реабилитацию.
И наконец, прошу не использовать аргумент «пусть они и возьмут» как кувалду. Растить травмированного ребенка — это работа для людей с сильным духом и определенной системой ценностей. Такого рода дело требует настоящей преданности и любви. Не стоит допускать ситуации, когда усыновление превращается в политическую акцию или пиар. Необходима честная и открытая работа для улучшения жизни детей, а не попытки получить благосклонность через популизм.
