Оригинал — МБХ медиа
Что происходит в России? А просто — террор. Сразу террор, полагаете вы? — Полагаю. Я, как могу, много лет предупреждаю, что там, где был раз, будет больше, чем два и три… Трансформация невнятного посткоммунистического авторитаризма в новую жесткую военную теократию, которую путинская конституционная контрреформа вывела на финишную прямую, близка к завершению. Точка перехода количественных изменений в качественные пройдена, но осмысление произошедшего исторического перелома запаздывает.
Так и не состоявшееся российское гражданское общество продолжает метаться в отведенной Кремлем резервации, как курица с оторванной головой. Но это всего лишь агония «старого доброго авторитарного мира», который никогда уже не вернется в Россию в своем привычном успокаивающе-вегетарианском обличье. Дальше — жесть.
Этот качественный скачок в эволюции режима произошел не на пустом месте. Он стал следствием наложения двух ранее развитых параллельных тенденций: создания нового «глубинного государства» (deep state) и формирования новой технологии манипуляции массовым сознанием из обломков советских мифологем (deep mind). В точке пересечения этих тенденций возникла новая версия русского «deep mind state», но на этот раз не монолитная, а комбинированная православно-коммунистическая.
Насколько жизнеспособен такой эклектичный формат тоталитарной системы, нам предстоит увидеть в ближайшие годы. Однако инкубационный период он успешно преодолел и готов к быстрой экспансии — гораздо более быстрой, чем многие ожидают.
Глубинное государство, жупел конспирологов, действительно существует повсюду. Но если в Европе оно расположено ниже ватерлинии государственного лайнера, то в России это подводная часть айсберга. Иными словами, в России глубинное государство — это и есть единственно настоящее государство, а все, что над ним, — не более чем сияющий ослепительной белизной декор.
При большевиках русское глубинное государство оформилось в виде партийно-номенклатурной системы. Эта система сильно деградировала в годы застоя, что во многом и обусловило кризис в СССР. Перестройка безрассудно снесла эти руины, и верхушка государственного айсберга провалилась в пустоту криминального хаоса. Однако при Путине этот «вакуум» самоорганизовался, и на месте коммунистической вертикали была выстроена мафиозная структура, основанная не столько на идеологии, сколько на воровских понятиях.
На протяжении нескольких десятилетий новое «внутреннее» мафиозное государство укреплялось и разрасталось вширь и вглубь, пока метастазы его не проникли буквально в каждую клеточку государственного организма. Этот процесс долгое время протекал незаметно, и хотя все видели, что происходит, полагали, что это развивающиеся события где-то рядом.
Но когда настало время финальной битвы, выяснилось, что сражаться некому: созданное Путиным новое глубинное государство полностью захватило внешнее государство. Одновременно «понятия», изначально заложенные в основу путинской государственности, стали замещаться наспех слепленными идеологическими конструкциями. В дело шли любые «ценностные отходы», старые мифы — от самодержавного патернализма до культов победы и евразийства.
Кажется, из этих исторических отходов невозможно сварить ничего приличного, но хороший повар знает: секрет успеха блюда из подтухших продуктов кроется в остром соусе. Когда эти «культы» приправили смесью версальского синдрома, ксенофобии и православного мессианства, образовалась достаточно стабильная идеологическая субстанция, эффективно промывавшая мозги сбитого с толку населения.
Как «Спутник», который хоть и не столь хорош, как вакцина от Pfizer, но работает, так и путинизм, хоть и не коммунизм, но пока неплохо «забирает». Людям это в основном нравится не только в России — на Западе у Путина много сторонников, и его «регистрируют» все больше стран.
Как быстро к нему выработается иммунитет, сказать сложно. В отличие от коммунизма или национал-социализма, это не столько доктринальная, сколько «чувственная» система, ориентированная на сиюминутное настроение масс. Под путинизм пока не заведен когнитивный каркас, обеспечивающий воспроизводство идеологии при смене поколений. Но в рамках одного поколения достаточно и одной эмоции.
Так или иначе, проект создания эрзац-идеологии оказался успешным, и к концу второго десятилетия правления Путина он достиг планируемых мощностей. Эти два обстоятельства — завершение формирования тоталитарно-репрессивной инфраструктуры и успешная апробация эрзац-идеологии — имеют значение, оценивая развитие путинского режима.
Его неизбежное в долгосрочной перспективе фиаско не исключает возможности резкого укрепления и экспансии в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Режим продемонстрирует свойства и характеристики, которые ранее либо не наблюдались, либо были слабо диагностируемыми.
Эти изменения носят латентный характер, но имеют внешние проявления, которые могут казаться малозначительными, однако отражают суть происходящих перемен. Признание любой нелояльности «нежелательным экстремизмом» является одним из таких индикаторов.
Это не локальная инициатива, заточенная под персоналии, а новая формула (modus operandi), которая будет применяться повсеместно. Речь идет о «фазовом переходе» репрессивной политики от подавления активизма к подавлению инакомыслия. Этот переход затронет все стороны общественной жизни в России.
Эта диктатура уже никогда не будет такой комфортной для элит, какой она была в начале своей истории. Она вышла на стационарную орбиту и движется к своему зениту. На этом пути привычные правила изменятся. Это как с европейским и американским футболом — названия похожи, а игра разная.
Я не уверен, что все сторонники путинского режима осознают, какой именно матч им предстоит досмотреть. Переход от борьбы с активом к борьбе с инакомыслием предполагает изменение глубины вспашки общественного поля.
Придется поменять грабли на острый плуг, который будет переворачивать социальные пласты. Меняется масштаб задачи. Если раньше «врагов» было относительно немного и их можно было «пересчитывать», то теперь это измерение станет совершенно иным.