Угрозу для режима представляют не сам Навальный, а процессы, триггером которых он стал. Главным из них является обвальное обрушение акций права в России. Вокруг этого сказано много гневных слов, но, чем глубже я вникаю в суть происходящего, тем меньше у меня эмоций и тем больше я ощущаю себя социальным патологоанатомом. Рецептов нет, одни диагнозы. Поздно восклицать, возмущаться и призывать к действию. Жертва не услышит, убийце все равно. Эмоции бесполезны, но знание не повредит. Оно поможет избежать фатальных ошибок в будущем.
Дмитрий Медведев в мягкой форме предупредил о возможном отключении России от интернета. Многие посчитали эти слова угрозой, но на мой взгляд, это была попытка подать сигнал бедствия о том, в каком направлении развивается фантазия его нынешнего начальника. Однако интернет — это дело будущего, а сейчас в России происходят «отключения», гораздо более актуальные, о которых Медведев дипломатично умолчал. Речь идет, прежде всего, об отключении России от права, которое произошло без громких заявлений и без «объявления войны». Просто через пару дней после возвращения Навального право в России было отменено.
Исчезновение права стало маркером завершения очередного фазового перехода в эволюции режима. На этот раз — от модели «имитационной демократии», практиковавшейся с 2016 по 2019 годы, к неприкрытой модели «неототалитарной диктатуры». Это совершенно новая политическая реальность, настолько новая, что ее «глубину» мало кто успел осознать. Её «фишкой» является полный и целенаправленный отказ от права, даже как от декора.
Некоторым это может показаться радикальным утверждением. В качестве контраргумента можно указать на то, что за пределами «политического» право продолжает существовать: суды заполнены делами, полицейские выезжают на вызовы, депутаты исправно пишут законы. Однако эта «активность» имеет к праву такое же отношение, как мир вампиров — к миру живых людей. Это мир правил и инструкций, но не мир закона и права. Право с его формальной определенностью и четко прописанными процедурами в России уничтожено. Это не просто неосторожное убийство, а умышленное действие, совершенное с особым цинизмом.
В этом акте нет эксцессов исполнителей и вышедших из-под контроля силовиков, а только жесткая политическая воля и осмысленное решение отменить закон. Его выключили, как выключают рубильником свет в комнате. Поэт писал, что, если звезды на небе зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Если звезды на небе гасят, то это кому-то еще больше нужно. Отключив право, должно быть лицо, принимающее это решение. Право — слишком сложный инструмент, чтобы исчезнуть анонимно. Чтобы все это разом перестало работать, необходимо личное решение Путина.
Никакие «плохие бояре» здесь не прокатят. Это значит, что во взглядах Путина произошли драматические перемены. Когда-то он был легалистом, заботившимся о том, чтобы внешне все было по закону. Затем он отделил закон от права и превратил правоприменительную практику в издевку над правовым смыслом, но форму все же соблюдал. Сегодня дана отмашка игнорировать и саму форму.
Судьи и прокуроры привыкают к новым стандартам законности, которые состоят в полном отсутствии законности. Правосудие утратило свое изначальное предназначение и превратилось в процедуру учета наказаний. Выездные суды в полицейских участках, быстро адаптируемые обвинения, аресты без адвокатов — это только верхушка айсберга, отколовшегося от Кремля. Все это — осознанный выбор Путина и новая парадигма «великого правления». Однако у отключения от права есть своя цена, и рано или поздно ее придется заплатить.
Те, кто считает, что возможно существование «политического правосудия» и «правосудия для всех остальных», глубоко заблуждаются. Право едино, и все его подсистемы — сообщающиеся сосуды. Никто не думает, что судья, «прикалывавшаяся» на процессе Навального, сможет выйти в какой-нибудь «неполитический» процесс в белом? Она останется развращенной безнаказанностью и будет творить произвол везде, к чему прикоснется. Более того, она заразит своих коллег, и это станет пандемией коррупции.
Отдаленный результат отключения права предсказуем: через некоторое время Россию ждет процесс «вторичной девяностизации» — возвращение к нормам жизни «диких 90-х». Это ожидаемо, ведь от чего Путин отталкивался, к тому всё и должно вернуться, но на новом уровне. Символично, что Путин сам опускает рубильник. В какой-то момент система будет работать по инерции, но скоро метастазы репрессивного правосудия распространятся повсюду.
Произвол снова станет универсальной нормой. Это вряд ли коснется Путина, так как на его срок режима должно хватить. Но на идее преемственности власти после ухода Путина, вероятно, надо поставить жирный крест. Когда Путин уйдет, Россия вновь станет огромным «диким полем». Путин — самая большая матрешка, скрывающая в себе остальные. Как только его не станет, все остальные матрешки вывалятся на стол, и никаких правил, кроме всероссийского мордобоя, не останется, ведь Путин отменил их.
Кто-то скажет: победит, в конечном счете, самая большая банда, будет ли легче? Это правда и не правда одновременно. Успех операции «Преемник» основался на усталости общества от 90-х. Путин победил не потому, что его выбрала «Семья» или потому, что он выходец из КГБ, а потому, что в обществе был запрос на путинскую политику — на усиление роли государства и разрыв с Западом. Но сегодня формируется противоположный запрос против «новых девяностых», и Путин каждым своим действием только усиливает его.
В этих условиях у преемников Путина нет шансов победить в рамках боя без правил — их просто снесут. У них был бы шанс, если бы удалось навязать правила игры, но Путин сейчас у них этот шанс отнимает. Нервозность и трения внутри «ближнего круга» будут нарастать. Это и есть реальная цена отключения права для режима. Путин не понял за двадцать лет правления, что право — это система жизнеобеспечения. Оно как шланг, через который в организм поступает кислород. И это только начало — скоро начнут отключать и «понятия». В конце концов, останется только произвол. Отключая эти шланги, Путин инициирует процесс эвтаназии своего режима. Пока он этого не понимает, а когда поймет, будет слишком поздно — режим окажется в коме.