Примерно раз в неделю я посещаю Гематологический Научный Центр и разговариваю с пациентами, страдающими от рака крови. Это довольно безнадежное мероприятие, так как всем им нужны средства для лечения, а денег зачастую не хватает. Когда я делюсь их историями в средствах массовой информации, в комментариях часто появляются люди с государственным мышлением, утверждающие, что лечить этих пациентов должно государство, а поиск доноров костного мозга должен финансироваться Путиным. Да, конечно, но я не располагаю ни бюджетами, ни возможностями распоряжаться государственными ресурсами. Я просто прихожу в Гематологический Научный Центр и знакомлюсь с теми, кто нуждается в пересадке костного мозга прямо сейчас. Поиск донора стоит от полумиллиона до полутора миллионов рублей, и многие из этих людей не доживут до того момента, когда государство начнет покрывать эти расходы, независимо от того, когда начнется реформа здравоохранения.
Особенно странно себя чувствуешь, когда приходишь к этим людям в праздник. У всех отмечают, а им нужны доноры. Например, 8 марта, международный женский день. Всем женщинам дарят цветы, но в отделении лейкозов цветы нельзя – они не соответствуют нормам антисептики. Фонд Борьбы с Лейкемией, который пытается собирать средства для этих пациентов, придумал необычный способ поздравления. 8 марта женщин в отделении лейкозов решили поздравлять мушкетеры. Пригласили трех артистов, нарядили их в бутафорские плащи и шляпы, прикрепили шпаги. Эти сомнительные Атос, Портос и Арамис бродят по коридорам, заглядывая в палаты. Странная идея, но она должна хотя бы на минуту развлечь больных женщин.
Лежишь с лысой головой от химиотерапии и вдруг в палату заглядывают три мушкетера. Они не могут войти внутрь – шляпы и плащи не соответствуют нормам. Чтобы зайти, нужно надеть сменную одежду и медицинскую маску. Я надеваю маску и захожу к Наташе Бесхлебновой, 25 лет, страдающей от острого лимфобластного лейкоза. Ее случай рецидивировавший, а значит, требуется трансплантация костного мозга. Я задаю обычные вопросы и получаю стандартные ответы: о работе секретаршей в Москве, учебе на маркетолога, о том, как появились синяки по телу и усталость. Она рассказывает о анализе крови и моменте, когда позвонила маме в Белую Калитву с сообщением «Мама, у меня лейкоз». Мама заплакала.
Наташа разговорчива и сама делится всем: цитопенией, грибком в кишечнике (распространенное осложнение), о месяце, когда очень хотела есть, но не могла. Записываю ее слова, желаю выздоровления, собираюсь уйти, и тут вдруг она распахивает глаза от ужаса: «Вы уже уходите? Подождите, побудьте со мной еще!» Я вновь сажусь на кушетку, слушая ее. Наташа рассказывает о том, как в Белой Калитве очень хотела кататься на роликах. Но там взрослым девушкам недопустимо кататься – люди смеются и осуждают. В Москве все по-другому, но ей пока нельзя. В столице можно просто позвонить друзьям и сказать: «Пойдем в музей», а в Белой Калитве нет даже музея.
Наташа также делится новостями о своем женихе, пожарном, который не испугался ее диагноза и поддерживает: «Не бойся, будем лечиться». Она мечтает о детях, много детей, потому что ей нравится, когда вокруг много людей. Работая секретаршей, она всегда общалась с разными людьми, и это ей нравилось. Я слушаю, потому что ей очень страшно быть одной в одноместном боксе. Ей нужен кто-то, кроме мамы, которая постоянно плачет. Наташа рассказывает мне свою жизнь. В ней нет ничего, что могло бы оправдать смерть в 25 лет. Помочь Наташе Бесхлебновой можно и нужно.