Самое непостижимое в смерти – то, что ты никогда не знаешь, какой момент станет последним… У меня есть личная традиция. После летучки днём я обязательно захожу в 13-ю студию, где трудятся наши «творцы». Именно там создаются почти все «записные» программы, реклама, джинглы и заставки — вся художественная часть эфира.
13-я студия — парадоксальное место. Люди, работающие там, выполняют важнейшую работу; их голоса звучат чаще, чем голоса любой из «звёзд». Но их имена мало что говорят широкой публике. Более того, даже те, кто находится в соседних комнатах, мало что знают о них. Эти профессионалы сидят в студии с утра до вечера, лишь на короткие перекуры выбегая на свежий воздух. Когда заходишь к ним, чтобы просто поздороваться, неизменно слышишь фразу «дым из задницы». Они напоминают экипаж подводной лодки.
Термоядерный Валера Толков выдаёт двести слов в секунду и движется на скорости 200 километров в час на площади 15 квадратных метров. Рамил Ибрагимов — настоящий Ходжа Насреддин. Спокойный, восточный человек, у которого нет ни лишних слов, ни суеты, но есть смешной анекдот и запас мудрости. Серёга Игнатов — первый звукорежиссёр, незаметный герой, который, пожалуй, лучше опоздает на последнюю электричку, но обязательно вырежет из трека щелчок, который никто и не услышит в эфире. Илюша Крылов, проводящий отпуска в Гималаях, источает «джа» даже среди редакционной суеты. Ленка Королёва опровергает распространённый миф о том, что на подводной лодке женщина не к добру. А до этого работал замечательный Саня Цернес, корифей звука, всегда готовый поддержать шутку и знаток «Места встречи». Костя Кравинский, наша общая любовь и печаль… В 13-й всегда работали необычные, талантливые люди. Им сегодня особенно тяжело. В их экипаже утрата, которую трудно пережить. И работа не останавливается; всё также с утра до вечера, чтобы продолжать «дым из задницы», хоть и в неполном составе.
Мне всегда хочется зайти к ним в 13-ю студию, чтобы просто поздороваться, а если есть время, поболтать. В четверг как-то закрутился, забегался. Спешил в свою сторону через холл, где лифты. Лифт открылся, и вышел Рамил. Мы даже не обменялись словами, просто пожали руки на ходу. Кто бы мог подумать, что это был последний момент. Вечером у нас с Колей Александровым в 13-й была запись, но Рамил уже ушёл. Это был его последний рабочий день. Ужасно, но в четверг вечером человек ещё шёл по коридору, а в субботу уже есть место, куда можно прийти с цветами. В то же время его голос продолжает звучать — чаще, чем голоса всех живых на этой волне. «Фанат «Эха»? … Мне нравится», «Копай глубже», «Врубай пятую» — и он будет звучать ещё очень долго.
Мы с Колей, выпивая ночью в пятницу и поминая Рамила, поняли, что у нас получилась весёлая передачка, «Радиодетали». Половина отбивок голосом Кравинского, вторая половина — голосом Ибрагимова. Пока передача существует, так и будет: половина — Костик, половина — Рамил. Когда человек умирает, мы, в первую очередь, жалеем себя. Ему уже не больно, он не слышит наших «прости» и «спасибо». Человек обрел покой, а мы теряем место в своих жизнях. Страница истории вырвана, и чем больше лет проходит, тем рванее становится эта книга жизни. Рамил, Костик, Анатолий Суреныч, Андрей Черкизов, Серёга Абраменков, Илюха Птицын, Ленка Борисова, Володя Петраков, Гоша Мосешвили… Их много. Имена тех, кого вы знаете, и тех, кто остаётся незаметным. Рамил будет жить в сотнях записанных им чудесных вещах, звучащих сегодня каждый час. А от Серёжки Абраменкова мы нашли лишь три секунды звука — три секунды. И десятки фотографий на стенах радиостанции. Смерть ужасна тем, что ничего нельзя вернуть и сыграть заново.
Я иногда думаю, что бы я сказал Рамилу в холле у лифтов в четверг, если бы знал, что это в последний раз. Я бы просто сказал ему «Привет». Потому что никто из нас не знает, что этот раз — последний. Будем жить.