16 ноября исполняется шесть лет со дня смерти Сергея Леонидовича Магнитского в московском СИЗО. Магнитский, бывший бухгалтер Hermitage Capital Management, стал символом борьбы с коррупцией и системы, которая в свое время обманула Россию на миллионы долларов. Его имя стало синонимом так называемого «Закона Магнитского», принятого в США, что, в свою очередь, привело к активной политической деятельности и спекуляциям.
Информация о том, что Магнитский якобы был убит в следственном изоляторе, распространилась благодаря Биллу Браудеру и его команде. Однако реальных доказательств этому нет. Тем не менее, «Список Магнитского» и «Закон Магнитского» продолжают существовать. Более того, важно понимать, что заставляет людей использовать имя Магнитского в своих интересах, и как они извлекают из этого выгоду.
Люди, активно лоббировавшие «Список Магнитского» и закон США, уверяя, что Магнитский был убит, должны задуматься над тем, что они сделали из его имени. Да, они превратили его в символ, но это символ, на котором они сами зарабатывают деньги. На самом деле, история Сергея Магнитского совсем не такова, как ее представляют те, кто спекулирует на его имени. Я готов это подтвердить, так как уже давал показания под присягой в Окружном суде США по делу, связанному с этим законом. Именно поэтому я долго молчал о том, что мне известно, не публикуя свои мысли и факты. Но сейчас пришло время рассказать правду о Сергее Магнитском.
Я был последним журналистом, который дважды общался с Сергеем Магнитским за два месяца до его смерти в следственном изоляторе «Бутырка». В августе 2009 года я находился в Бутырской тюрьме по обвинению, которое было, мягко говоря, сфальсифицировано. Я ожидал этапа в колонию после приговора на четыре года строгого режима, получив «полосы» за активное участие в голодовках и отказ от выполнения незаконных требований следствия. Я провел почти год в «тюрьме в тюрьме» – на Воровском продоле, где содержались осужденные особой категории. В этот период я довольно часто выходил на встречи с адвокатом и краткосрочные свидания с родственниками, а также меня периодически перемещали по камерам.
В Бутырке любые перемещения заключенных происходят через «сборки» – специальные помещения, где собирают заключенных в большом количестве. Именно там мне удалось познакомиться с Сергеем Магнитским. В первой декаде августа 2009 года, находясь на одной из таких «сборок», я услышал голос: «Журналист, могу я с тобой посоветоваться?» Передо мной стоял мужчина среднего роста с темными волосами и интеллигентным видом – это был Сергей Магнитский. Мы удалились в сторону и начали обсуждать его ситуацию.
Сергей начал рассказывать, что находится в СИЗО уже девять месяцев по делу, которое он считал пустяковым. У него были высокие покровители, в том числе среди зарубежных коллег, которые обещали ему освобождение. Однако для этого ему нужно было выполнить ряд требований, включая написание жалоб на условия содержания в изоляторе. Он также говорил, что ему нужно молчать о незаконной деятельности своих кураторов.
Магнитский выражал опасения, что его действия могут вызвать проблемы для других осужденных. Он понимал, что после его жалоб последуют обыски и непредсказуемые последствия для сокамерников. Я спросил его о том, откуда у него такая уверенность в способности покровителей вытащить его на свободу, но Магнитский на тот момент был уверен, что всё решится в его пользу.
Эта встреча глубоко запечатлелась в моей памяти. Я не знал, что произойдет с Сергеем через три месяца, и потому не фиксировал наш разговор дословно. В тюрьме люди часто откровенничают больше, чем на свободе, и Магнитский был не исключением. Он искренне надеялся на лучшее, и его слова о причинах существования тех, кто использует его имя, были неожиданными для меня.
Скоро я расскажу подробнее о нашей второй встрече и о том, как развивались события. Правда, которую я узнал о Сергее Магнитском, важна не только для его памяти, но и для понимания тех механизмов, которые сегодня влияют на общественное сознание.’