Если опера – искусство не для всех, то Вагнер – для еще меньшей группы избранных. К полуночи я окончательно осознала, что в нее не вхожу. Немного утешало, что нас, не проникшихся, оказалось не так уж и мало.
Шесть часов назад, то есть в 6 вечера, зал Метрополитан был полон – еще бы, первое представление премьерной постановки «Парсифаля» (Вагнер, 1882), в солистах – мировые звезды первой величины: Йонас Кауфманн, Рене Папе, Петр Маттеи, Катарина Далайман. К концу спектакля четвертая часть кресел пустовала.
Наверное, чтобы понять и полюбить Вагнера, нужно быть очень искушенным и опытным слушателем, как, например, американская блогер ms_lizzy_bennet, на рецензии которой я регулярно ссылаюсь. Она пишет, что впервые слушала «Парсифаля» в Festspielhaus («Доме торжественных представлений») в Байрёйте – единственном зале, где, по замыслу Вагнера, он должен был исполняться.
«Парсифаль» создавался не как рядовая опера, но как религиозная церемония, «Торжественная сценическая мистерия». Я верю, что ms_lizzy_bennet, в отличие от меня, действительно расслышала и прочувствовала «ни с чем не сравнимый, абсолютно уникальный звуковой мир Парсифаля… оркестровая яма утоплена под сценой, звук оркестра выходит на сцену сзади, смешивается с голосами, и после этого, смягченным, мерцающим облаком наполняет зал. Для сияющей изнутри, удивительно прозрачной, почти церковно-безмятежной музыки Парсифаля такая ее подача вызывает у слушателя почти религиозное чувство соприкосновения с абсолютной красотой».
Мои неподготовленные уши не позволили мне ощутить похожего благоговения, а постановка вызвала чувства антирелигиозные. Если честно, я как раз ощущала себя таким Парсифалем – «наивным дураком», то есть дурой, не чувствующей какой-либо философии в этой медленной, тягучей, лишенной привычных гармоний музыке.
