Почему они уходят? Что происходит? Кто эти люди? Как можно бежать в гардероб даже не во время закрытия занавеса, а прямо во время последних арий? Люди! Зачем вы вообще пришли? На поклонах красным бархатом зияла половина мест в партере. Тех, что по 5-7 тысяч рублей. Мне со своего балкона за 3500 было очень хорошо видно.
В Новой опере и театре Станиславского, где первые ряды партера по 1300, такого неуважения к артистам я не наблюдала никогда. Народ от души аплодирует, кричит «браво» и дарит цветы. Да, и еще цветы – в Станиславском после рядовой «Лючии» Хибла Герзмава обычно получает по паре корзин, а каждый солист – по букету. В главном театре страны на всех наскребли три букетика.
Однако отношения Большого театра и зрителей взаимны. И цветы, и десятиминутные аплодисменты в Станиславском происходят потому, что туда ходят «своими» на «Хиблу», «Петрожицкую», «Мурадымову». Когда в составе замена, театр извещает об этом на сайте и в социальных сетях. В Большом – особенно на основной сцене – ходят «на основную сцену»: показать себя, клатч от Chanel и ботильоны от Louboutin из последней коллекции. Кто поет сегодня? Что поют? Какая разница. Состав, вывешенный на сайте — величина переменная: сегодня заявлен один солист, завтра его меняют на другого — без специальных объявлений.
Я покупала билеты «на Веронику Джиоеву», но в день спектакля оказалось, что Гориславу поет Екатерина Щербаченко – достойнейшее сопрано, играющее Микаэлу в Метрополитан опере, но я-то пришла «на Джиоеву». Зрительская любовь осталась нерастраченной. Полгода назад я так же покупала билет на «Травиату», но тогда Джиоеву поменяли раньше, и я успела его продать.
Так или иначе, я благодарна Веронике Джиоевой за то, что в погоне за ней увидела это действо. Двумя днями позже, 16 апреля, Дмитрий Черняков, режиссер и художник спектакля, получил за него «Золотую маску». И я понимаю, за что. «Руслан и Людмила» (М.И. Глинка, 1842) — первый спектакль в ГАБТ, который я не столько слушала, сколько смотрела завороженно, не отрываясь, как триллер, при том что сама опера имеет историческую славу «несценического произведения».
Открывается занавес, и мы видим роскошные княжеские палаты, срисованные из детской книжки «Аленький цветочек», и полную иллюстрированную энциклопедию парадного исторического костюма Киевской Руси. Я подумала: «Ну, сейчас будет еще одна «Царская невеста», приготовилась к четырехчасовому концертному исполнению в кокошниках, сарафанах и кафтанах. Но что-то в этом пении пирующих киевлян резало глаз.
Бокалы тонкого стекла, ножи и вилки на столах? Пианино? Две плазмы, показывающие ковровый рисунок? Оператор с камерой, разгуливающий по сцене? Я объяснила себе, что спектакль номинирован на Золотую маску, поэтому его и записывают. Но когда изображение поющей Людмилы с камеры вывели на плазмы, стало понятно, что дело происходит не в 12 веке, а в наши дни. И никакие это не княжеские покои, а современная тематическая вечеринка, свадьба по сценарию «Руслана и Людмилы».
Чтобы никто не сомневался в литературном источнике, по сцене бегают куклы – Голова, старушка Наина, карлик Черномор, который потом оказывается маленьким мальчиком. Больше всех этот маскарад веселит Людмилу – она то и дело прыскает в самый неподходящий момент – например, прежде чем встать под образа и получить родительское благословение. Поэтому и похищение со свадьбы невесту нисколько не испугало, а только вызвало смех: «А что, прикольно!» – набежали, завернули в ковер, куда-то несут.
Занавес в конце первого действия закрывается, и мы видим на нем кинопроекцию двух огромных — от пола до потолка — лиц. Мужского и женского. Европейских. Современных. У женщины перманент, накрашенные губы и ресницы, мужчина выбрит. В абсолютной тишине лица хмурятся, улыбаются, задумчиво смотрят в зал. Общаются титрами. «Как там Руслан?» – спрашивает мужчина. «Не смеши меня, скоро они предадут друг друга», – отвечает женщина. Что это? Кто они? Таких слов ни Пушкин, ни Глинка не писали.
Прикованная к спектаклю, я смотрю на лица и пытаюсь разгадать их загадку. Занавес открывается вновь, и перед нами, вместо положенной по либретто пещеры Финна, тот же зал в русском стиле на утро после вечеринки. Круглые столы отодвинуты к стенам, пианино приютилось в углу, на полу вчерашние розовые лепестки и серпантин. Респектабельный господин в черной водолазке и кашемировом пальто песочного цвета, немолодая, но весьма ухоженная бизнес-леди в брючном костюме. Да это же они, те лица с экрана. Финн и Наина.
«`
Еще не спели ни слова, а мне все интереснее и интереснее. К ним присоединяется третий – молодой мужчина в образе оппозиционера. Да ведь это вчерашний Руслан! К его появлению Финн в желтом кашемире прицепляет усы и бороду и становится певцом на свадьбе. Либретто Глинки с изменениями превращается в либретто Чернякова. Две теноровые партии — Баяна и Финна — объединены в одного героя, доброго романтичного Волшебника из «Обыкновенного чуда». Получается, что свадебная песня, испугавшая гостей, — это не предсказание Баяна, а анонс Финна о грядущих испытаниях для молодоженов.
Финна-Баяна без замен играет интеллигентный американец. На самом деле Финн и Наина (также единственная на все составы) и есть главные и, по сути, единственные активные герои Черняковской истории. А Людмила, Руслан, Ратмир и Фарлаф – это лишь шахматные фигурки, двигаемые Финн и Наина в их бесконечном споре — есть ли любовь на земле. Белые начинают и выигрывают.
Руслан выслушивает историю о невзаимной любви двух волшебников и получает от Финна инструкцию для первого хода: «Иди на все, не унывай! Вперед, мечом и грудью смелой свой путь прокладывай». Для тенора русский – неродной, но это почти не заметно. Лишь иногда можно расслышать очаровательные мягкие «эль» перед согласной.
Слушала и думала – как американец смог запомнить столько слов на неблизком языке? Почему-то иностранцы, поющие по-русски, изумляют меня больше, чем русские в итальянских ариях. Наина играет черными, и на втором ходе тоже наставляет своего ферзя – Фарлафа: «Ступай домой и жди меня. Людмилу унесем тайком, и Светозар за подвиг твой отдаст тебе ее в супруги». В ответ Фарлаф разражается самой динамичной арией из всей оперы, рондо, в которое я просто влюбилась. «Людмила, напрасно ты плачешь и стонешь», — при этом взбираясь на стол.
Лучше всего, на мой взгляд, актерски – лучшая мужская роль: убедительно сыграть отрицательного персонажа, и с нюансами отрицательности, сложнее, чем положительного. Следующий ход за белыми. Руслан разыскивает меч на поле битвы, усеянной не «мертвыми костями», а телами пехотинцев в камуфляже. И не поле это вовсе, а горы (а тела, стало быть, принадлежат боевикам?), по которым опасно спускается и поднимается.