Недавний опрос на телеканале «Дождь» о блокаде Ленинграда вызвал сильную реакцию и заставил задуматься о многих важных вопросах. Этот опрос касается меня как историка и коренного петербуржца. Патриоты, которые требуют наказать «Дождь» за такие вопросы, вероятно, не представляют, что оказавшись в условиях блокады, сами бы первыми искали способы спасти свои жизни, отдав всё, что угодно, лишь бы прекратился ужас.
Как историк, я без колебаний утверждаю: Ленинград нельзя было сдавать ни за что. Угроза, что нацисты не пощадят жителей, была значительной. Люди могли бы разделить судьбу миллионов советских военнопленных и жителей оккупированных территорий, которые погибли не столько от целенаправленного истребления, сколько от полного оставления на произвол судьбы. Сдача города — последнего порта на Балтике — обрекла бы Балтийский флот на гибель и привела бы к утрате второго по значимости промышленного центра страны. Освободившиеся войска могли бы помочь взять Москву. Нет, нельзя было сдаваться.
Но как человек, я не могу дать окончательный ответ на этот вопрос. Могу ли я сказать, что нельзя было сдавать город, если говорить с человеком, который в блокаду потерял мать, брата или сестру? Смогу ли я, оказавшись в том времени, сказать матери, у которой на руках умирал её ребёнок, что нельзя было сдаваться? Правильного ответа здесь нет. Боль есть, а правды — нет.
Этот вопрос — должны ли мы были сдать Ленинград — относится к той же категории, что и религиозная вера. Они глубоко интимны и не подлежат публичному обсуждению; такие переживания происходят на уровне внутреннего самоощущения. Но если времена таковы, что религиозные убеждения выставляют напоказ, то не стоит удивляться подобным опросам.