Вчера мне передали коллективную жалобу осужденных ИК-1 Мордовии на бесчеловечные условия содержания в колонии — от наличия крыс и мышей в камерах до отсутствия спальных мест. Я предприняла попытку встречи с заключенными, в 6:30 утра выехала из Саранска на «ветку» — так здесь называют территорию бывшего Мордовлага, где расположено множество колоний, как женских, так и мужских — от поселений до особых. В 9:00 я была на месте и отдала написанное заявление «свиданщице». В комнате ожидания уже находился адвокат Нагорнов, который приехал из Москвы к своему подзащитному, отбывающему наказание здесь. Оказалось, его заявление принесли «еще час назад», но подзащитного к нему так и не вывели.
Через три часа стало ясно, что что-то неладное. Наглость администрации зашкаливала — осужденных для оказания правозащитной и юридической помощи никто не собирался выводить ни к адвокату, ни к нам. Попытавшись выяснить причины, «свиданщица» бросила нам свое суровое: «У нас инвентаризация. Не вовремя вы приехали…». Под «инвентаризацией» видимо подразумевался «кипиш» вокруг Толоконниковой, которую в это утро перевезли из колонии № 14 с ухудшением состояния здоровья во фсиновскую больницу — ЛИУ-21.
После почти четырехчасового ожидания адвокату удалось зайти, а я, казалось, окончательно выпала из поля зрения администрации. Самое ужасное в данной ситуации — уехать я не могла, хотя нужно было ещё попасть в ИК-12 и в ЛИУ-21 — к нашим подзащитным. У стен ИК-1 я оказалась фактически заложником администрации колонии — мне забрали все документы: удостоверение, паспорт, Устав правозащитной организации и свидетельство о ее регистрации.
После пяти часов ожидания встречи с заключенными в районе 14:30 ко мне вышел заместитель начальника колонии, сильно взволнованный. Он пытался объяснить, что здесь преступники, а на воле преступников еще больше (про презумпцию невиновности, видимо, забыл), отдал мне документы и заявил, что встречи не будет. Но ни входящих номеров на мои заявления не поставил, ни отметок об отказе не оставил. За время ожидания я неоднократно звонила дежурному прокурору Зубово-Полянского района Мордовии и оперативному дежурному УФСИН по республике Мордовия — ответ был один: «Ничем не можем помочь — пишите жалобу». Так я и поступила — поехала в мордовский УФСИН.
Перед зданием пикетировали девушка и парень с плакатом в поддержку Толоконниковой. Рядом шныряли какие-то «батюшки», явно чего-то боявшиеся. Оперативный дежурный УФСИН встретил меня у порога: «Ай-ай-ай, ай-да Антонюк (начальник ИК-1 — АВТ.), ай-да… нехороший человек — законов не знает. Но вы пишите жалобу и отправляйте нам почтой!» Меня словно переклинило. Я простояла у стен их колонии пять часов, а он предлагает написать жалобу и отправить ее почтой! В итоге жалобу зарегистрировали и взяли на контроль.
Но это только начало. Впереди Антонюку и мордовскому УФСИНу предстоит долгая череда судов, которые мы, без сомнения, выиграем. Однако практика показывает, что даже положительное решение суда не является гарантией соблюдения наших прав — сотрудники ФСИН пренебрегают решениями суда, и к подзащитным все равно придется прорываться с боем. Выходя из УФСИНа, я узнала, что и в ИК-12, где до прошлой субботы голодали заключенные мужчины и даже вскрывали себе вены в знак протеста против рукоприкладства сотрудников, по той же схеме не пустили ни адвокатов, ни мордовского правозащитника Сергея Марьина. Тоже пять часов ожидания, и ни ответа, ни привета от администрации.
Моей следующей точкой была фсиновская больница — ЛИУ-21. Я должна была посетить одного заключенного, которого в ФСИН называют «отрицаловом». Мужчина болен туберкулезом, и администрация его колонии не дает ему лечить болезнь, практически вырывает из рук врачей, которые даже создали консилиум, подтвердивший диагноз и наметивший трехмесячное лечение. ФСИН боятся, что он может повлиять на окружающих его зеков, поэтому начальники готовы сгноить парня с туберкулезом в ШИЗО. Мы будем тщательно следить за ситуацией.
У стен ЛИУ-21 я встретила правозащитника Владимира Рубашного, депутата Госдумы Илью Пономарева, мужа Толоконниковой — Петра Верзилова, а также несколько женщин — экс-заключенных Парцы. До конца дня их так и не пустили к Надежде, хотя по закону были обязаны. Мол, приказ федерального ФСИН. Однако депутату Пономареву все же разрешили зайти, но ни видео, ни фото Надежды он не смог вынести, хотя такая возможность у него имелась, так как при себе был планшет. Когда эта компания уехала, меня все-таки пропустили к тому парню. Но я пробыла там всего десять минут. Порой и этого достаточно, чтобы решить, как помочь.
По пути из ЛИУ-21 в Саранск мне поступила информация от людей, которые встречались с Толоконниковой в больнице, о том, что «у нее разбито лицо». Возможно, это и дерматит, на который ссылается Пономарев, но непонятно, почему к Надежде не пускают ни мужа, ни правозащитников, а ее палату, почему-то расположенную в родильном отделении фсиновской больницы, строго охраняют сотрудники различных рангов и служб. Также мои источники сообщили, что Толоконникову начали принудительно кормить.
К депутату Пономареву, как и к членам СПЧ — Каннабих, Масюк, Шаблинскому и Мысловскому — у меня одна претензия: зачем не потратить еще один день своего драгоценного времени и не посетить другие колонии — мужские? В них нарушений еще больше, чем в женских. Там людей бьют! Например, в ИК-12 в пятницу некоторые даже вскрыли вены и объявили голодовку, и сейчас эти люди тоже биты. Вчера к ним даже не пустили адвокатов. И так не только там. А то когда еще приедете?