Все признают, что мир переживает кризис, сопоставимый по масштабам с Великой экономической депрессией 1929–1933 годов. Однако прямые сравнения здесь неуместны, поскольку то, что сегодня называется мировой экономикой, в ту эпоху просто отсутствовало. Скорее, это был кризис ряда национальных рыночных экономик, в первую очередь американской. Мы же имеем дело с кризисом, который протекает в условиях глобальной экономики и финансовой системы, а также функционирования всемирных коммуникационных, информационных и социальных связей. Никогда еще мир не был так взаимосвязан и един.
Экономика, политика и идеология никогда не переплетались столь тесно в глобальном масштабе. Это делает нынешний кризис не только уникальным, но и накладывает определенные ограничения на попытки решить сегодняшние проблемы методами, которые успешно использовались для преодоления цикличных кризисов рыночной экономики доглобализационного периода. Как могут сработать сценарии и методы, которые показали свою эффективность в прошлом, в совершенно другом мире? Кто предсказал бы, какова будет их эффективность для нерыночных экономик, каких достаточно много, в особенности на постсоветском пространстве, а также для корпораций, разбросавших свои активы на разные континенты с различными типами экономики?
Почему кризис пока почти не затронул экономики Китая и Латинской Америки, которые находятся гораздо ближе к американской, чем стремительно идущая вниз экономика России? Внятных ответов нет. В любом случае, мы имеем дело с кризисом, который почти полностью отменяет само понятие национальной экономики и девальвирует возможности любого государства бороться с кризисом и управлять его социально-политическими последствиями, превращая в недействительные многие постулаты, казавшиеся незыблемыми еще вчера.
Это создает колоссальную непредсказуемость в уже весьма нестабильном мире, делая его еще более зависимым от политических и экономических импровизаций, цель которых не всегда понятна даже их инициаторам. Угроза непредсказуемых политических последствий нынешнего кризиса вызывает особую тревогу. С одной стороны, существует мнение, что он станет началом конца экономического и финансового доминирования Запада во главе с США. Деньги, рабочая сила и реальное производство начнут перетекать на Восток, формируя новые экономические суперцентры, которые не обязательно будут совпадать с границами национальных государств.
С другой стороны, неизбежно начнется уменьшение политического и военного влияния Запада, создание альтернативных ему эпицентров военной и политической силы, которые будут все более проявляться на международной арене. Россия окажется первой остановкой на новом великом финансовом пути. В каком политическом оформлении будут теперь в нее приходить деньги и экономическое влияние с Востока? Что придет на смену устаревшим западным требованиям о демократии и свободе слова?
Давая деньги, Запад, как правило, требовал в обмен проведения выборов и создания гражданского общества. Что будут требовать новые властелины мира? Какие новые подходы заменят провалившиеся попытки построить демократию извне, когда центр нового миропорядка переместится из Америки? От кого Россия будет защищаться все более призрачной суверенностью и бесполезными Искандерами? Вопросы эти становятся особенно актуальными в свете ослабления западной цивилизации.
Неизбежно начнется изменение международной системы. Например, что будет с контролем над нераспространением ядерного оружия, как только у Америки закончатся деньги и влияние для его осуществления? Он, скорее всего, перейдет в руки стран, стремящихся к созданию собственных ядерных потенциалов, и быстро уйдет в историю. Ядерное сдерживание может быть заменено всеобщей ядерной доступностью.
Как можно будет противостоять терроризму, если он зачастую является выражением массовых идей именно тех регионов, которые постепенно вытесняют Запад с политической арены? Профессиональные армии, вооруженные современным оружием, уже сейчас оказываются бессильными против идеологизированных масс Востока. Совет Безопасности ООН, где права вето нет ни у одного мусульманского, африканского или латиноамериканского государства, не может восприниматься ими как легитимный орган. Не говоря уже о Декларации прав человека и других документах, созданных западной политической культурой.
В Америке говорят: будь осторожен в своих желаниях, ибо они могут неожиданно реализоваться. О закате Запада мечтали в России многие, и сегодня он выглядит более реальным, чем когда-либо. Россия, как самая большая западная страна в Азии, в случае такого заката имеет все шансы стать первым, но отнюдь не экспериментальным полигоном.