«Новая газета», 2 сентября 2021
Фрагмент книги «Три четверти пути» правозащитника Льва Пономарева, признанного иностранным агентом, которого редакция поздравляет с юбилеем!
Автор: Лев Пономарев, правозащитник, специально для «Новой»
20 августа 1993 года. Август 1991-го. Те, кто принимал непосредственное участие в августовских событиях 91-го, вспоминают о них по-разному. Для меня очевидно, что путч ГКЧП был первой попыткой чекистов вернуть страну к тоталитаризму. В то время я был депутатом Верховного Совета РСФСР и сопредседателем движения «Демократическая Россия». 19 августа отдыхал с семьей в Крыму. Узнав о государственном перевороте, я немедленно решил вылететь в Москву. Мы с членами Координационного совета «ДемРоссии» договорились собирать людей у Белого дома и у Моссовета — в естественных «опорных точках» демократов.
Прилетев в Москву, я сразу поехал к Белому дому. Как мне позже рассказывали соседи, к нашей квартире приходили «люди в штатском», спрашивая, где я нахожусь. Позже я обнаружил себя в списках на арест среди 69 человек, некоторые из которых были задержаны до путча. В комитете по информации Верховного Совета я сосредоточился на сборе информации о противодействии путчистам в регионах. Наша задача заключалась в поддержке тех, кто выходил на улицы с протестом. Из контактов с региональными отделениями «ДемРоссии» становилось ясно, что по всей стране люди готовы к активному сопротивлению.
Члены КС «ДемРоссии» решили провести митинг у Белого дома 20 августа. Мы рассчитывали, что на нем выступит Ельцин. Однако, связаться с ним напрямую не удалось, и я передал это предложение через Геннадия Бурбулиса. Скоро Бурбулис сообщил: «Ельцин против». Его аргумент заключался в том, что ГКЧП ввел чрезвычайное положение, и он не хочет подвергать людей опасности, опасаясь кровопролития. Я же был уверен, что именно сейчас решается исход путча. Ситуация была в равновесии. ГКЧП еще не набрал силу, а многие, в том числе и военные, оставались неопределенными. Поэтому путчисты, вероятно, не решатся на применение оружия. Массовый митинг мог бы изменить ситуацию в нашу пользу.
На митинг у Белого дома собралось около тысячи человек, и хотя их число постоянно росло, этого было недостаточно, чтобы продемонстрировать поддержку законной власти. Бурбулис передал мои аргументы Ельцину, и он согласился на проведение митинга 20 августа. Мэр Москвы Гавриил Попов предложил провести митинг у мэрии. В итоге договорились о двух митингах: москвичей приглашали и к Белому дому, и на Тверскую, 13. Мы выступили у Моссовета и повели людей к Белому дому. Я возглавил колонну из 10‒15 тысяч, нас сопровождала милицейская машина с громкоговорителем. Это подтверждало, что милиция подчинялась законной московской власти, а не ГКЧП.
Путчисты опоздали. В итоге у Белого дома собралось от 100 до 200 тысяч человек. Такая массовость сыграла ключевую роль в дальнейших событиях. Она придала людям чувство силы и увеличила число защитников Белого дома. Одновременно она заставила людей в погонах усомниться в необходимости подчиняться ГКЧП. После митинга на сторону Ельцина стали переходить некоторые члены руководства вооруженными силами.
Ночь с 20 на 21 августа стала решающей. Депутаты готовились к возможному штурму, обсуждая, как действовать. Встал вопрос: брать ли в руки оружие? Я был против. Сказал, что я народный депутат и стрелять никому не стану. Это мнение разделяли не все, некоторые депутаты вооружились. Как бы развивались события, если бы к нам ворвались вооруженные сотрудники спецслужб, я не знаю. В ту ночь у нас был постоянный контакт с защитниками Белого дома. Оружие не вписывалось в эту атмосферу. Штурм не состоялся. Руководители спецслужб отказались выполнять приказ о штурме, понимая, что без большой крови пройти сквозь толпу не получится.
Хотя и без крови не обошлось: погибли трое защитников — Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. Три суток мы почти не спали, испытывая лишь усталость, но не страх. Днем 21 августа путч был официально остановлен. Министр обороны СССР Дмитрий Язов издал приказ вывести войска из Москвы, а путчисты отправились в Форос к Горбачеву. 22 августа у стен Белого дома прошел триумфальный митинг, а затем концерт под названием «Рок на баррикадах». Путчисты были арестованы, Горбачев освобожден, и в центре города собралось множество ликующих москвичей.
«ДемРоссия» организовала шествие от Белого дома к зданию ЦК КПСС на Старой площади, затем к КГБ на Лубянке. У мест обитания руководителей ГКЧП толпа пыталась ворваться внутрь. Позже было выяснено, что у окон на Лубянке стояли автоматчики, готовые открыть огонь. Толпа также бросилась свергать памятник Дзержинскому. Идея повалить статую возникла стихийно; кто-то цеплял канат, а рядом появился грузовик. Это было крайне опасно: человек мог упасть, памятник мог подмять под себя людей или даже разрушить вестибюль метро.
С Александром Музыкантским, работавшим в исполкоме Моссовета, мы пытались остановить толпу. Я встал поперек, меня повалили. Мы вызвали Сергея Станкевича, который организовал демонтаж памятника. Позже я увидел это лишь на кадрах кинохроники. Убедившись, что толпа расходится, я отправился домой. Путч завершился, и настало время отдохнуть.
В те дни произошли великие события. Люди решали судьбу страны и, возможно, переживали лучшие моменты своей жизни. Это был порыв к свободе, надежды и огромная нравственная сила мирного сопротивления. Люди выходили на улицы не «по призыву властей», как сейчас пишут в справочниках, а по собственному убеждению.
Трагедия 1993 года
У Белого дома 3 октября 1993 года. По поводу событий 3‒4 октября разгораются споры. В моем представлении тогда была совершена вторая попытка силовым образом повернуть вспять ход истории. Трагедии 1993 года можно было избежать, если бы Ельцин и его администрация заранее поняли, что роспуск парламента неизбежен, и объяснили это населению. Однако, отодвинув решение, Ельцин действовал второпях, издав указ о роспуске съезда народных депутатов. Это оглушающее действие позволило оппонентам Ельцина раскрутить пропагандистскую кампанию о неконституционной ликвидации парламентаризма.