(из архивного цикла «Цена бесплатной пайки»)
СвирьЛАГ (Свирский концентрационно-трудовой лагерь) – концлагерь, которого не было. «Мучительное это слово – «Свирь»! Не слово, а черта, отделившая одну жизнь от другой, юность от взрослости, волю от порабощения. Ведь «Свирь» в тридцатые, полунепонятные годы была не столько названием порожистой реки, сколько половиной термина «СвирьЛАГ». Множество мирных имен на географической карте было загажено тогда добавкой этих трех букв! Невольником, рабом, заключенным был привезен тогда я на этот берег…» (с) Серафим Четверухин
В тридцатых годах XX века в Лодейном Поле был размещен исправительно-трудовой лагерь СвирьЛАГ, просуществовавший около шести лет. В «СвирьЛАГе» находилось около 70 тысяч заключенных. Это был один из самых страшных концентрационных лагерей ГУЛАГа, где заключенные ходили полуголыми, а нормы снабжения были урезаны до пределов клинического голодания всего состава лагеря. В таких условиях пришлось отбывать свое заключение многим исповедникам веры со всей страны. К сожалению, архив «СвирьЛАГа» был уничтожен, и назвать имена многих из духовенства, отбывавших ссылку в Лодейном Поле, стало затруднительно. Известно, что среди них были священномученики архиепископ Августин (Беляев) и архиепископ Феодор Волоколамский, новомученица княжна Кира Ивановна Оболенская. Находились в заключении в Лодейном Поле и сын московского старца Алексея Мечева священник Сергей Мечев, монахиня Вероника, духовное чадо епископа Мануила (Лемешевского) и старца Серафима Вырицкого, а также величайший русский философ Алексей Федорович Лосев, который, как теперь выяснилось, был в тайном монашеском постриге. Воистину, землю лодейнопольскую полили потом и кровью мучеников.
Оперативники норовили отобрать все, по привычке и тренировке ко всякого рода «раскулачиванию» чужих вещей. Как бы я ни упирался, к концу инвентаризации в углу барака набралась целая куча рваных вещей, густо усыпанной вшами. – Вы их водите в баню? – спросил я начальника колонны. – А в чем их поведешь? Да и сами не пойдут. По крайней мере, половине барака в баню идти действительно не в чем. Есть, впрочем, и более одетые. Вот на одном валенок и лапоть. Валенок отбирается в расчете на то, что в каком-нибудь другом бараке будет отобран еще один непарный. Свирьлаг был нищим лагерем даже по сравнению с ББК. Запасы лагпунктовских баз были так ничтожны, что малейшие перебои в доставке продовольствия оставляли лагерное население без хлеба и вызывали зияющие производственные прорывы. Этому лагерному населению даже каша перепадала редко. Кормили хлебом, прокисшей капустой и протухшей рыбой.
В Свирьлаге находилось около 70 тысяч заключенных с почти ежедневными колебаниями в 5-10 тысяч в ту или иную сторону. Интеллигенции оказалось в нем еще меньше, чем в ББК – всего 2,5 процента. Рабочих было гораздо больше – 22 процента, вероятно, сказывалась близость Ленинграда. Урок меньше – около 12 процентов. Остальные – все те же мужики, преимущественно сибирские. В этом году исполняется семьдесят лет с момента закрытия Свирьлага – лагеря на берегу реки Свирь. Землянки и палатки, составлявшие его, были уничтожены во время войны. Сегодня никаких материальных следов существования этого концентрационного лагеря нет. Ему не посвящено ни одной монографии, о нем не упоминают учебники. Об этом лагере только помнят.
Вход в лагерь (рисунок Ефросиньи Керсновской).