Гостям программы предложено поделиться воспоминаниями о том, где и как они встретили утро 19 августа 1991 года. Время эфира: 10:57, 16:52 и 22:08.
Владимир Зорин, министр по делам Федерации (2001 – 2004 гг.):
19 августа 1991 года я работал в постоянном представительстве Узбекистана при президенте СССР, занимая должность заместителя полномочного представителя. В этот день у меня произошло два события – одно личное и одно общественное. Будучи участником Новоогаревского процесса, я имел отношение к приезду делегации республики Узбекистан на подписание Союзного договора. В тот день моя мама приехала ко мне в Москву. Я поехал ее встречать и, возвращаясь, заметил, что в городе много техники, и что-то происходит не так. Я сразу начал обзванивать друзей и знакомых. Позвонил руководителю делегации, Юлдашеву, председателю Верховного Совета, который также не понимал, что происходит. Делегация прибыла, но о Союзном договоре не было и речи.
Когда я пришел на работу, пошли разные сообщения о событиях. Мы с коллегой Акмалем Саидовым выезжали к местам событий, пытались попасть в Кремль, но там ничего не происходило. Никаких действий со стороны ГКЧП в наш адрес не поступало. Вскоре пришел запрос из республики: «Что происходит? Помогите разобраться». Президент Узбекистана Каримов находился за границей, и все союзные республики были озабочены тем, как реагировать на происходящее в Москве.
Когда события развернулись, я отметил, что лица, объявившие о введении чрезвычайного положения, демонстрировали какую-то инертность. Я также был членом программной комиссии КПСС, и на одном из заседаний выступил в защиту Союзного договора. Однако 18 августа в газете «Известия» не вышла моя статья, которая была подготовлена к публикации. Я звонил ответственному секретарю, но мне объяснили, что в тексте была неточность. Позже я понял, что это было не случайно. Сторонники Бориса Ельцина были энергичными и занимали четкую позицию. В этот момент мне удалось познакомиться с интересными людьми, которые впоследствии стали активными деятелями демократической России.
Станислав Белковский, политолог:
19 августа 1991 года я работал в Центральном конструкторском бюро Госкомнефтепродукт РСФСР и занимал довольно значимую должность главного специалиста отдела системных разработок. Мой рабочий день начинался в 8 утра, но в то время все приходили на работу, как получалось. Я пришел около 10 утра, уже зная о путче. Когда я зашел, на проходной стоял человек, фиксировавший опоздание сотрудников — явление совершенно необычное для нас. Ситуация изменилась, и я почувствовал, что всему конец.
В 1990 году я ездил во Францию, и тогда мне сказали, что я пожалею о том, что не остался там. Я действительно пожалел. В курилке я обнаружил, что мои старшие товарищи сменили свою позицию с проельцинской на противоположную: теперь они были за путч. Это потрясло меня, и я отправился к Белому дому, где провел больше суток.
Евгения Альбац, журналист:
В то время я была обозревателем газеты «Московские новости». Известие о путче застало меня дома. Меня разбудили словами: «Вставай, Кассандра. Переворот». Я уже публиковала статью о готовящемся перевороте внутри КГБ, так что информация не была для меня новостью. Я села в машину и поехала в редакцию, хотя на Кутузовском проспекте уже шли танки. Когда я приехала в редакцию, Егора не было; он был в Белом доме. Через несколько часов вышел указ ГКЧП о закрытии 11-ти газет, включая «Коммерсантъ» и «Независимую газету». Мы начали выпускать листовки и разносить их к Белому дому.
Вечером 19 августа Егор сказал нам уходить, так как могли быть аресты. Мы остались в редакции всего три человека. Мы распространили информацию о происходящем и постоянно были на связи с членами ГКЧП. Ждали штурма Белого дома в 4 утра. Ночь была страшной, и в последующие дни происходили трагические события.
Я вернулась домой на третий день, и дочь спросила меня: «Ну что, мама, ты победила хунту?» Я разревелась от осознания, что трехлетний ребенок знает это слово. 21 августа 1991 года мы почувствовали себя победителями, но, увы, 20 лет спустя оказались в такой же ситуации.