Наши гости вспоминают, где и как они встретили утро 19 августа 1991 года. Слушайте в 13:10, 18:10 и 20:04.
Сергей Пархоменко, журналист.
События августа 91-го года для меня обернулись самым большим спортивным подвигом в жизни. В середине августа я поехал с двумя сыновьями и женой в Костромскую область, в дом творчества «Щелыково», расположенный в глухом лесу. 19 августа, неожиданно для себя, я остался один с младшим сыном Лёвой, которому ещё не исполнилось пяти лет, в то время как моя жена с старшим сыном и компанией друзей отправилась ловить рыбу на речку, довольно далеко от нас.
Утром 19 августа я проснулся от громких стуков в дверь – это была наша приятельница, которая слушала радио. В отличие от нас, она не отключилась от московских новостей. Я, будучи журналистом, работал тогда обозревателем «Независимой газеты», и эта новость заставила меня понять, что мне срочно нужно ехать в Москву. Однако, как же я могу уехать, оставив ребёнка? Я доверил Лёву той самой приятельнице и побежал.
Я пробежал 12 километров по лесу к месту, где находились моя семья и друзья. Это было для меня настоящим спортивным достижением. Когда я добежал, то обнаружил, что они стоят на другой стороне реки, мирно спят в палатках. Я начал кричать через реку, сообщая о перевороте. Это продолжалось полчаса – мы орали друг на друга, пока не охрипли. В конце концов, меня переправили на другую сторону, и мы всей компанией вернулись обратно.
Вскоре я сел на поезд и рано утром 20-го приехал в Москву. Я пришёл в Белый дом в довольно странной одежде, без документов и даже карандаша. Однако охранник узнал меня и пропустил внутрь. Я провёл там четыре дня, где настраивал журналистские инструменты для работы. Именно оттуда я и делал свои репортажи, наблюдая за путчем изнутри.
Юлий Гусман, режиссер.
19 августа 91-го года я, будучи счастливою, готовил свою международную группу артистов к спектаклю о дружбе и счастье, собираясь вылетать в Россию. Внезапно мне позвонил товарищ из Нью-Йорка и сообщил о происходящем в Москве: война, танки на улицах. Я не верил, думал, что это шутка, но включил новости и ужаснулся.
На моём попечении, помимо артистов, находилось 20 наших подростков в далёком Фарго, включая мою дочь. Американцы, администрировавшие наш выезд, прекрасно отреагировали и поменяли все билеты. Я понимал, что должен оставаться с детьми, и остался в Америке, хотя рвался в Москву. Я позвонил жене, понимая, что ситуация может ухудшиться. Эмоции переполняли нас всех, но вскоре стало ясно, что путч не продлится долго.
Мы улетели в Пекин, а затем в Москву, но ощущение ужаса от переворота, который происходил на улицах, осталось со мной навсегда. Мне жаль, что я не оказался в Москве в тот день, я хотел быть в центре событий, несмотря на все опасности, которые таила ситуация.
Михаил Касьянов, политик.
19 августа 91-го я встретил в Москве, работая в министерстве экономики России. Я договорился с начальником взять отгул, чтобы отремонтировать машину. Утром, чтобы не будить семью, потихоньку выпил кофе. Вдруг раздался звонок от мамы, она сказала, что происходит что-то ужасное. Я включил телевизор и увидел, что происходит.
Поняв, что ситуация серьёзная, я быстро сменил одежду и направился на работу. На улицах было мало народу, только бронетранспортёры. Я доехал до министерства, где уже обсуждали происходящее. Коллеги поддерживали Ельцина, а в Госплане были за ГКЧП.
В течение дня обстановка была нервозной, мы рассылали по факсам декларации о ситуации. Этот день произвёл на меня фундаментальное воздействие, поскольку я всегда считал Советский Союз незыблемым. Когда на четвёртый день всё рухнуло под давлением общественного мнения, это стало для меня мировоззренческим шоком. Я понял, что тоталитарное государство может быть сломано без насилия и революций. Это был переломный момент не только для страны, но и для моего взгляда на жизнь.
