Первый раз в жизни я столкнулся с выборами — советскими, разумеется — в раннем детстве. В конце 60-х мы с мамой путешествовали на теплоходе по Волге и в день голосования оказались в Саратове. Мама предложила: — Пойдем на выборы, проголосуем. Я согласился, ведь это было интересно.
Мы зашли в полутемную кабинку, и мама достала бюллетени, в каждом из которых была фамилия. — Мы из них выбирать будем одного? — спросил я. — Нет, — ответила мама, — вот этот в верховный совет, вот этот — в областной, этот — в районный. Каждый листок нужно опустить в урну. — А как же выбирать? Здесь же всё по одному. Выбирать-то надо хотя бы из двух. — Выбор всё равно есть. Ты можешь зачеркнуть фамилию, а можешь опустить не зачеркивая. — Давай зачеркнем! Мне хотелось хоть что-то сделать лично. — А вдруг они хорошие люди. Мы же их не знаем. Давай опустим, не черкая. Да и ручки здесь всё равно нет. Я засунул бюллетени в щелку, и мы удалились с чувством выполненного долга.
Второй раз выборы стали для меня реальными в армии, во время войны в Афганистане. Весь советский народ, как один, должен был выразить доверие своей партии и правительству. Для этого был создан штаб, и я, как писарь замполита батальона, оказался в самом центре событий. Штаб организовал соревнование между ротами, кто быстрее отчитается за 100% голосование. Главной задачей было сделать так, чтобы само голосование выглядело как добровольное, а не как обычно — с пинками и матом.
Сами выборы проходили в танковом клубе, где бойцы проходили через живой коридор из старослужащих, которые помогали направлять их к урнам. Притормаживали у офицера, подписывались, затем к урне. — Не спи, засовывай! — подгоняли старшины. Избиратели нарывались на быструю процедуру, и всего за 30 секунд один боец выходил из клуба. Однако мы потеряли троих — один куда-то увел прапорщик, другого нашли спящим, а третьего так и не смогли найти. Ситуация становилась критической. Замполит обратился ко мне: — А ты сам проголосовал? Я растерялся, но быстро ответил: — Нет, а на кого я боевой пост оставлю? После этого последовал хоровой визг политического руководства.
Третий раз выборы пришлись на время после армии. В гости пришли друзья, и мы подняли тост за выборы. — А вы то проголосовали? — спросил я. Они хором хмыкнули, мол, приличные люди на выборы не ходят, зато пьют за них. — Понял, — сказал я. С друзьями мы выпили, и вскоре раздался звонок в дверь. Открываю, а там красавица, комсомолка… — Я агитатор. Приглашаю вас на выборы. Я не подумал и объяснил ей, как должны вести себя «приличные люди». Лицо девушки сразу сделалось строгим, и она застряла в дверном проеме. — Ну как хочешь, — сказала она и ушла. Через пять минут снова звонок — дам стало две. Мой одноклассник уверил меня, что скоро станет три. — Иди-ка ты проголосуй. Мы тебя здесь подождём. Я не хотел, но в итоге пошел, очень нехотя.
На участке никого не было. Десяток пар глаз неприязненно смотрели на меня. Я расписывался, и в тот момент почувствовал ненависть к окружающим. Вернувшись, друзья меня разыграли: — Ну тебя только за смертью посылать! На следующий день в газете прочитал, что на моем участке проголосовало 100%, в то время как на соседнем — 99,9%. Знал, где скрывался этот 0,1%.
На ближайших выборах я уже вернул долг. Я поступил в университет, и на избирательный участок пришел сам, понимая, зачем иду. На глазах у всех я зачеркнул в бюллетенях фамилии, не читая. На следующих выборах я добавил нецензурные слова на полях бюллетеня. В конце концов, я порвал бюллетень прямо в зале. Помню, как испугались члены комиссии. Так я пытался избавиться от чувства раба. Глупое занятие: все эти надписи в бюллетенях не имели значения, их просто сжигали.
Однажды я стал агитатором после отчисления из университета, когда работал слесарем на заводе. В день выборов нас, молодежь, сняли с участка и отправили на помощь агитаторам. Два барака отказались голосовать, и нам было поручено убедить их. Я подошел к толпе мужчин и сказал: — Здорово, мужики. Я агитатор. — Агитатор, иди накуй! — послышались ответы. — А что случилось-то? — спросил я. — Хрен вам, а не выборы! Пока наши дома не расселите. Это была моя тема. Я стал говорить, что надо всем вместе идти на избирательный участок и письменно излагать свои требования. Но толпа начала редеть. Я убеждал людей идти, и в конце концов мы направились на участок.
Советские выборы не были настоящими выборами. Это было голосование о доверии политическому режиму, замером температуры народа. В первой половине дня на участках организовывались концерты, в то время как недовольство выражалось в брюзжании о дефиците. Протестные акции возникали, но ничего кардинального не менялось. Демонстрация единения завершилась в 1989 году, после чего появились альтернативные перестроечные выборы, и это уже были настоящие выборы. Затем, однако, мы вернулись к фальсификациям и манипулятивным технологиям, и сейчас мы находимся на новом этапе нашей истории.