Метаморфозы гражданских позиций можно иллюстрировать на примере Франсиско Гойи. В 1799 году художник создал серию офортов «Капричос», знакомую многим. Эти работы рассказывают о том, как идеология и суеверия подавляют живую мысль, как сила темных веков мешает рождению нового, как жадные старцы душат молодежь. В «Капричос» затрагиваются темы испанской инквизиции и феодальных порядков, на фоне которых страна задыхается.
Гойю преследовали за его офорты, работы создавались в тайне – сегодня это можно было бы назвать классическим андеграундом. В те времена примером прогресса для испанцев, охваченных инквизицией и королевскими налогами, служила революционная Франция. Именно там произошла Революция, откуда поступали дерзкие проекты и брошюры. Феодальная Испания даже отправила войска, присоединившись к анти-революционной коалиции. Гойя, как и многие вольнолюбивые испанцы, мечтал о французской свободе и презирал косную Испанию.
В листах «Капричос» можно найти притягательные образы тогдашней Испании – священников и идальго, палачей и проституток, и это говорит само за себя. Прошло всего десять лет, и прогрессивная Франция вторглась в Испанию. Наполеоновские войска вошли в Мадрид, чтобы сделать Испанию частью империи Бонапарта. Те, кто жаждал просвещения, увидели французских гвардейцев и кирасиров на Пуэрто дель Соль. Прогресс пришел в Испанию, но он имел лицо Мюрата. Тем, кто искал перемен любой ценой, стало ясно, что они не готовы платить любую цену.
Французы расправились с инквизицией, но подавили и партизанское движение, начались расстрелы недовольных. Французские солдаты встретили дикое сопротивление – в них стреляли из-за угла, всаживали ножи в спины. Кирасиры были удивлены, точно так же, как они были удивлены в крепостной России: «Как так? Мы несём этим рабам и варварам прогресс, а они?» Инквизиция не стала привлекательнее, пытки ведьм не стали справедливее, а костры не объявили праздничной иллюминацией. Но мерзость рабства оказалась хуже.
С 1810 по 1820 годы Гойя создал другой цикл офортов – «Бедствия войны». В этом цикле он показал, как прогрессивные солдаты совершают зверства, как во имя прогресса насилуют и унижают. Он изобразил лица французских генералов и тела расстрелянных повстанцев. «Бедствия войны» лист за листом рассказывают, как унижали народ; как во имя прогресса казнили и вешали, как гнали толпы бесправных варваров, прикрываясь правом цивилизации.
Гойя создал один цикл рисунков, а затем другой. Это точные свидетельства времени. И то, и другое – верно. Было так – но и так тоже было. Это обе правды. Сталинские лагеря не стали лучше от мерзостей приватизации, но и приватизация не стала лучше из-за сталинских лагерей. «Капричос» и «Бедствия войны» – это история одной и той же страны, которую оставил один и тот же художник.
Гойя не изменил своих убеждений: он продолжал ненавидеть инквизицию так же, как и вначале. Инквизитор оставался гнусным, а испанские чванные вельможи по-прежнему вызывали у него презрение. Прогресс, достигнутый ценой рабства народа, был для него неприемлем. Ревнителей шоковой терапии прогресса он показал подлецами и садистами. Именно такими подлецами они и были. Гойя не принял ни одну, ни другую сторону.
К слову, испанские вельможи охотно перенимали приемы французских буржуа, привилегии не тревожили их. Героями картин Гойи становились водовозы, прачки, партизаны и пьяницы – то есть те, кто не примыкает ни к прогрессивному, ни к ретроградному. Для него народ был единственным определением людей, в этом качестве они и интересны. Однако народ не был заказчиком его картин и даже не собеседником. Так Гойя остался в одиночестве и в конце жизни умер в полном уединении, став совершенно глухим. Эта биография – одна из самых подлинных в истории искусств.