Начинается весело. Две девочки играют в жмурки. У одной, как полагается, глаза завязаны. Они хохочут, но мы-то знаем, что спектакль называется «Царь Эдип», а значит, завязанные глаза — это Судьба.
Человек слеп, не знает, что его ждёт. Над сценой уже реют зловещие чёрные птицы (жутче, чем у Хичкока), и мы понимаем: добром не кончится. А народ греческий недоумевает: «Поднявшись, рухнули мы вновь» — то есть не успела начаться хорошая жизнь, как на тебе — кризис. Они хотят понять причину, догадываются, что здесь «неясный след давнишнего злодейства». Боги наслали губительный мор, эпидемию. Гибнет город-государство за то, что в нём живёт злодей. Древнегреческий случай.
Царь Эдип живёт спокойно, уверен в себе, ищет виновного. Да, когда-то он сам мимоходом убил то ли троих, то ли пятерых. Ну и что? Ведь один из них то ли сказал ему грубость, то ли толкнул. А кто нас обидит — дня не проживет. Царь Эдип в исполнении Виктора Добронравова.
Эдип — хороший правитель, люди довольны. И вдруг выясняется, что то старое пустяковое убийство — роковое! Многие сомневались, сможет ли Туминас создать что-то лучше «Онегина». И вот «Эдип». Может, и не лучше, но выше. И понятно почему. «Онегин» — драма, «Эдип» — трагедия. «Онегин» — бытовой, блестящий, глубокий, остроумный. «Эдип» — космический, базальтовый, тектонический.
Русский литовец сегодня — крупнейший режиссер мира. Тяжёлая позиция, неизбежны две большие неприятности: «любовь» коллег и — страх поставить что-то заурядное, слабое. Сразу скажут: «Вот его уровень, а с «Онегиным», с «Эдипом» ему просто повезло. Удача, судьба». Крупнейший театральный режиссер мира — часто этот титул был у нас. Мы тут впереди планеты всей (как США по Нобелевским премиям). Станиславский, Мейерхольд, Вахтангов, Таиров… Казалось, Сталин задушил всё живое в русском театре. Но — вернулось! «Современник», Таганка, Эфрос, Товстоногов, Стуруа, Някрошюс (не теперешний)…
Фатализм — забытый всюду; презираемый марксистами (ибо всё решают производственные отношения и какие-то формулы типа «деньги — товар»), презираемый капиталистами (ибо всё решают акции, инновации, капитализации и какие-то формулы типа «товар — деньги»). А фатум, Судьба? Уму непостижимо: исчезли великие империи — Римская, Чингисханская, Великобританская, Османская, Советская; исчезли цивилизации, а пьеса жива! Ей две с половиной тысячи лет, а мы пользуемся ею ежедневно.
Там ведь не только про судьбу. Не только про власть и народ. Там Эдипов комплекс, про который слышали все, а не одни лишь психологи и психиатры. Вот он — на сцене. Человеку предсказано, что он убьёт отца и женится на собственной матери. Он в ужасе. Он бежит из родного дома, чтобы избегнуть этого ужаса: отцеубийства и инцеста. Бежит за границу, в другое государство. Он уверен, что бежит от Судьбы, а на самом деле — навстречу Судьбе. Ибо не знает, что он — подкидыш, вырос у приёмных родителей.
Люди, ставшие подданными Эдипа… Как это случилось? Ведь он убил их царя! Они должны бы казнить его, но встают на колени перед цареубийцей. Они не знают! Их прежний царь куда-то пропал, и сразу вслед за этим в их городе появился Эдип, спаситель государства. Но ведь «вслед за этим» не означает «вследствие этого». Просто удачно совпало, судьба улыбнулась. А теперь, спустя годы, — мор. И граждане недоумевают: «Поднявшись, рухнули мы вновь».
Царица выходит замуж за убийцу мужа. Потом это случится у Шекспира — в «Гамлете», в «Ричарде III». Но разве такое случается только в пьесах? Царица Иокаста и её муж/сын царь Эдип. Людмила Максакова и Виктор Добронравов.
Люди стояли на коленях перед цареубийцей, а когда он помер — поместили в мавзолей, и миллионы ходили и ходят туда, кланяются мумии. Не осуждаем; это просто пример судьбы. Гришка Отрепьев… Мать царевича Димитрия признала его сыном, народ встречал самозванца, стоя на коленях.
Однако «Эдип» — абсолютная вершина. Ибо решающее значение имеет единственное обстоятельство: кто твой противник? Противник Гамлета — король Клавдий и вся эльсинорская система. Противник Гришки — сомнительный царь Годунов. Противники Ленина — царский режим, затем буржуазный. Противники Ельцина — Горбачев, затем Руцкой/Хасбулатов. А значит, победа очень возможна, нужны только решимость и удача. Противник Эдипа — Судьба. Шансов на победу нет и быть не может. От Судьбы не уйдёшь.
Спектакль Туминаса абсолютно чист. Царица, узнав, что рожала детей от собственного сына, вешается. Но в точности, как полагается в античной трагедии, это происходит за сценой. Публике не показывают вывалившийся язык, дёргающиеся ноги. В классической трагедии тарантинить нельзя. Людмила Максакова играет потрясающе. Первое её появление — счастливая жена молодого мужа. Узнав правду, она не вопит, не рвёт на себе одежды. Но мы видим, как у нас на глазах она погибает. Внутренне погибает. И уходит со сцены, зная твёрдо, что идёт к самоубийству, к смерти.
Эдип — чёткий, смелый, презирающий подданных Виктор Добронравов — выкалывает себе глаза за сценой. В античном театре не полагается выкалывать глаза на глазах у публики, проливать клюквенный сок из фальшивых дырок. Нам лишь рассказывают о трагических событиях, которые происходят вне нашего взгляда.
Художник Адомас Яцовскис — половина успеха. Огромная, с виду каменная труба лежит на сцене. Это Колесо Фортуны выкатилось прямо из ада. Беспощадное, неумолимое. Она возносит (буквально) — возносит вцепившихся людей к небу, точнее — к власти. И давит людей — тоже буквально. Композитор Латенас! Каменная труба звучит как полагается. Могучий звук вынимает душу. Всем телом понимаешь: она зовёт на Страшный суд. И это не приглашение, а приказ.
Современная интерпретация показывает: за преступление царя боги наказывают весь народ. Вечная история. Всего лишь одно убийство — по приказу Годунова зарезали царевича Димитрия, но спустя годы, когда казалось, что всё забыто, вдруг из могилы вылез Лжедмитрий, и покатилось колесо — Гражданская война, интервенция, смута… Через 300 лет снова — Николай Кровавый и весь народ жутко поплатились за Ходынку, за расстрел 1905 года.
И нам не сдобровать — докатятся до нас взорванные московские дома. Вспомним тогда невыученные кем-то уроки истории.